Анатолий встал. Какие только маргинальные просители не сидели в этом кабинете и чего только не просили. Одна пожилая женщина, бывший комсомольский работник, предлагала взять на поруки и перевоспитание местных проституток. Требовала зарплату. Другой сумасшедший предлагал купить у него за символическую сумму японский остров Хоккайдо. Еще один безумец просил дать ему власть над вьюгой и ветром…
Но все эти люди были в не в адеквате. И они его не удивляли. Этот тоже в был не в адеквате, конечно, но в каком-то особом неадеквате. До сих пор неразгаданном. Просить о помощи в организации заведомо плохого театра… Анатолий просто не знал, как себя вести…
Но надо было что-то делать. Хотя бы как-то реагировать. Анатолий привык казаться за последний год человеком действия. Он подошел к окну. За окном стояло веселое время разнузданного марша демократии. Взрывали машины с бизнесменами. Бандиты средь бела дня устраивали разборки в духе американских вестернов. Студенты торговали анашой. По телевизору то и дело показывали пьяного президента, то убегающего в одних трусах покупать пиццу во время посещения США, то поющего что-то в духе Роберта Планта, то откидывающего коленца на каком-то очередном празднике жизни. Чего только не было в этом фейерверке. Но поразительная честность этого режиссера, честно признавшегося, что он плохой режиссер, удивляла. Еще больше удивляла его целеустремленность создать под стать себе плохой театр.
– Но плохой театр, в смысле, в перспективе стать хорошим?, – спросил Анатолий.
Режиссер посмотрел на Анатолия с тоской и тайной мольбой. После того, как в уголке глаза сверкнула слезинка, быстро перевел взгляд на ковер на полу, словно рассматривая на нем линии и загогулины.
Анатолий вздохнул. Ему не жалко было здания кинотеатра. Оно и для клуба-то неудобно, про казино и говорить не приходится. А вот театров он еще не открывал. Но открывать плохой театр… Тут Анатолий подумал, а хороший ли он чиновник. Ведь он никогда и не думал об этом. Чиновник и чиновник. Взятки в меру берет. С мафией осторожничает. Доброжелателен… Ну вроде доброжелателен… Но в целом ничего особенного. Даже и не скажешь, плохой он начальник или хороший. А этот человек честно признался, что он в профессии своей, мягко говоря, далеко не лучший. Анатолий почувствовал симпатию к режиссеру. И еще он ощутил веселость и подъем. Ведь, если что, театр всегда можно закрыть! Проблема ли это, театр?!
– «Кинг- Конга», говоришь смотрел?, – Анатолий подмигнул режиссеру.– А ты так и назови театр-«Кинг-Конг»! Плохой театр «Кинг-Конг»!
Режиссер поднял не понимающие глаза на Анатоля, затем медленно опустил голову вбок, так, что ухо его почти коснулось плеча. Огромная улыбка полумесяцем с поднятыми рогами, казалось, намного расширила его и без того широкое лицо.
Вобщем, апрель 1994 года можно смело назвать рождением Московского Плохого Театра «Кинг-Конг». В крупной газете вышла заметка, что группа актеров, не попавшая после окончания театральных училищ в московские театры, и не собиравшиеся менять профессию из-за неталантливости, и возглавляемые режиссером Р-ким, (так звали полноватого), решили, что если есть хорошие театры с хорошими актерами, то и они, актеры крайне низкого качества в праве иметь свой театр. Плохой театр. Плохой театр «Кинг-Конг».
Новорожденному театру было отдано городом здание старого небольшого кинотеатра в Хвостовском переулке с вместимостью 200 мест плюс малый зал на 50 мест, и всучен лист очень хорошей толстой бумаги, где темно-золотыми буквами были пожелания новому младенцу на театральной карте Москвы счастливого творческого пути, и дерзновенных высоких взлетов…
