Старый Игнат отходил. Третьи сутки не вставал с лежанки − закусывал край поддёвки, которой заботливо укрывали сыновья, заходился в кашле. Временами из впалой груди вырвался то ли крик, то ли рычание.
− Совсем плох батька-то, − всхлипывал младший из братьев, Касьян.
− Тю, пустомеля, может, ещё встанет, − старший Наум от усталости к сумеркам ног не чуял − хозяйство крепкое, догляда требует.
− Сыны, сыны, − позвал отец слабым голосом.
− Что, батька, водички али взвару? − Касьян уже бежал до сенцов с кружкой.
− Подойдите оба, − прошептал умирающий.
В красном свете закатного солнца лицо Игната казалось багровым.
− Помру я скоро, − старик зашёлся в долгом кашле.
− Может, обойдётся, батька, − всхлипнул младший.
− Не перебивай, знаю, что говорю. Пришла пора исполнить последний зарок. В деревне не любят меня, не хочу в Уварове лежать. Схороните меня в Хмаре, завтра же поутру поезжай, Наум, сговорись о месте и обо всём, что требуется. Могила пусть будет к вечеру готова. Но это не всё. К могилке, как срок придёт, пусть везет меня Голыб.
− Батька, да как же это? Прошка Голыб – беднота деревенская, не нам чета, что люди скажут? Да и враждуете вы, сколько себя помню, − Игнат даже поперхнулся.
− Ишь ты, ишь ты, разошёлся. Командовать будешь после похорон, а пока изволь исполнять. Не то, − глаза старика сверкнули недобрым блеском, − и с того света достану.
* * *
Тяжки Прошкины думки, ох, и тяжки. Старшую дочку сосватали, а радости нет. На Покров и свадебку затеяли, надо приданое готовить, а в избе ни холстинки лишней. Бедно живут Голыби. Вроде и в работе споры, а только достаток в окошко глянет, беда уж за порог. Не успели отсеяться, кобылка сдохла. А как крестьянину без лошади? И без того в доме одни бабы, Глашка его только девок и рожает. И на заработки не уйти, не оставить домочадцев без пригляда, и помощи ждать неоткуда.
Не успел о беде подумать, она тут как тут – Наум калитку отворяет.
− Незваный гость пожаловал. С какой нуждой, соседушка?
− Батька отходит.
− Давно пора, черти уже заждались.
− Вот за что ты, Прошка, отца моего честишь? Со всеми он в ладу жил, только ты, сосед, проклятия шлёшь.
− Так все знают, что ведьмак твой батька. Знают, да боятся. А у меня с нечистыми разговор короткий, − Голыб перекрестился.
− У меня до тебя дело есть.
− Нет у меня дел с ведьмаковскими отпрысками.
− Зря ты так. Батька наказал, чтобы ты его гроб в Хмару отвёз. Мы тебе сто рубликов серебром отсчитаем.
− Иди, иди, пока поленом не отходил. Ишь что удумали, ведьмака везти! Разговору быть не может! − Прошка вытолкал соседа и калитку захлопнул.
А в доме Глашка сундук свой перебирает, слёзы тайком утирает.
− Стыдно-то как, Прошенька, девку снарядить не можем.
− До Покрова время есть, даст Бог, разрешится как-нибудь.
− Да как разрешится-то, разве клад найдем.
− Ну, не плачь, лучше вечерять собери, пораньше спать ляжем.
Намаялся за день Прошка, а сон не идёт, тревога сердце гложет. Вышел во двор, присел на поленнице. Тихо, будто и живых в деревне не осталось, только ветерок калиткой постукивает. Поднялся Голыб калитку покрепче затворить, а то уже не ветерок, ураган, с ног валит, шуршит, треплет крыши соломенные, деревья до земли гнёт, гудит, будто скоморох на ярмарке. И собаки ветру вторят, такой вой подняли – жуть. За ними и коровы проснулись сразу во всех дворах, не мычат – стонут. А ветер всё сильнее и сильнее, вот уже и двора не разглядеть, пыльным туманом занавесило.
