– Откуда ты знаешь? Ты уверена?
– Уверена.
Гаррик с трудом встал с кресла и захромал по веранде. Он остановился у перил и схватился за них здоровой рукой, вторая все еще оставалась на перевязи. Он повернулся к Энн спиной и смотрел за лужайки Тёнис-крааля, на заросший лесом склон.
Ребенок Шона. Эта мысль ошеломила его. Он знал, чем занимались Энн и Шон. Шон сам рассказал, и Гаррик не пришел в негодование. Он ревновал, но лишь немного, ведь Шон поделился с ним, и теперь эта часть его жизни принадлежала и ему. Но ребенок… Ребенок Шона!
Постепенно он начинал понимать все значение этой новости. Ребенок Шона будет живой частицей его брата, частицей, до которой не добрались копья зулусов. Он не полностью потерял Шона. Энн… у ее ребенка должен быть отец. Ей нельзя хотя бы еще месяц проходить в девках. Он может получить ее. Получить все, что любил, сразу. Шона и Энн. Она должна выйти за него, ей некуда деваться. Охваченный торжеством, и он повернулся к ней.
– Что ты будешь делать, Энн? – Теперь он не сомневался – она будет принадлежать ему. Шон мертв. – Что ты будешь делать?
– Не знаю.
– Ты не можешь родить. Ребенок будет незаконнорожденным.
Она вздрогнула, услышав это слово. И почувствовала себя уверенно.
– Мне придется уехать в порт Наталь.
Она говорила без выражения и спокойно смотрела на него, зная, что он ответит.
– Я скоро уеду, – говорила она. – Все будет хорошо. Я найду какой-нибудь выход.
Когда она говорила, Гаррик смотрел на ее лицо. Маленькая голова на слишком широких для девушки плечах, острый подбородок, зубы кривоватые, но белые… она была очень хорошенькая, несмотря на кошачье выражение.
– Я люблю тебя, Энн, – сказал он. – Ты ведь знаешь это?
Легкий кивок. Волосы на ее плечах дрогнули. Кошачьи глаза смягчились от удовольствия.
– Да, знаю, Гарри.
– Ты выйдешь за меня? – задыхаясь, спросил Гаррик.
– А ты не против? Не против ребенка Шона? – спросила она, зная, что он ответит.
– Я люблю тебя, Энн.
Он неловко подошел к ней, и она посмотрела ему в лицо. Думать о его ноге не хотелось.
– Я люблю тебя, и все остальное не имеет значения.
Он потянулся к ней, и она позволила обнять себя.
– Ты выйдешь за меня, Энн?
Он дрожал.
– Да.
Ее руки неподвижно лежали на плечах Гаррика. Он негромко всхлипнул, и на лице Энн появилось отвращение – она начала отталкивать его от себя, но тут же остановилась.
– Дорогой, ты не пожалеешь, – прошептала она. – Клянусь, не пожалеешь. Но нужно поторопиться, Гарри.
– Да. Я сегодня же поеду в город и поговорю с падре.
– Нет! Не здесь, в Ледибурге, – резко вмешалась Энн. – Люди слишком много будут болтать. Я этого не вынесу.
– Хорошо, поедем в Питермарицбург, – согласился Гаррик.
– Когда, Гарри?
– Так скоро, как захочешь.
– Завтра, – сказала она. – Мы поедем завтра.
Кафедральный собор Питермарицбурга стоит на Церковной улице – серые стены с колокольней и железная ограда между газоном и улицей. По траве с важным видом разгуливают голуби.
Энн и Гаррик прошли по мощеной дорожке и оказались в полутьме собора. В витражные окна светило солнце, окрашивая пространство под крышей в причудливые цвета. Оба нервничали, поэтому держались за руки, идя по проходу между скамьями.
– Здесь никого нет, – прошептал Гаррик.
– Кто-нибудь должен быть, – тоже шепотом ответила Энн. – Попробуй эту дверь.
– Что мне сказать?
– Просто что мы хотим обвенчаться.
Гаррик колебался.
– Иди, – сказала Энн, мягко толкая его к двери.
