В институте это встретилось еще у двух девушек – бледный, почти исчезнувший конус Мэлора. Анжела внимательно всматривалась в них, погрызывая ноготь большого пальца. Все трое были разные, совсем не подходящие под понятие какого-то определенного женского типа, по которому можно было установить вкус автора.
Через день на улице Анжела увидела незнакомую девушку с ярким, быстро вращающимся конусом Мэлора. Она шла плавно, чуть больше чем надо покачивая бедрами. Складка ее темнокрасного плаща шельмовала туда-сюда.
Анжела обогнала ее, затем стала у дерева, спереди глядя на идущую. У нее были светлые длинные волосы, во рту остро блеснул серебряный зубок, она запрокинула голову, приветливо улыбнулась и потрясла волосами, рукой сжав их у основания в пучок.
Анжела подумала, что сейчас происходит очень важное событие, роковое. Она могла окликнуть девушку, сказать: ведь мы встречались, кажется, у Мэлора? – это и был бы момент выбора… Анжела выбрала молчание, вечером Мышь уговорила ее погадать, Анжела разложила на себя, делая вид, что гадает подруге: трефовая дама, встреча с которой состоится, займет в ее жизни важное место, с ней связаны приятные хлопоты в казенном доме, венец… Трефовая дама ушла вверх по Ленинградскому проспекту, оглянувшись на Анжелу, потрясая пучком волос, прежде чем исчезнуть навсегда. А было бы вот что: это знакомство, если бы оно состоялось, вернуло через Анжелу брошенную трефовую даму Мэлору, впрочем, ненадолго, ровно настолько, чтобы Анжела (в частном доме) сошлась с трефовым королем, родным братом дамы, который вскоре и повел бы ее под венец, то есть, в ЗАГС, – все это другая жизнь, Анжеле уже недоступная… Мышь беспокойно осматривала Анжелу: не она ли трефовая? В середину третьего круга гадания вошел Мэлор. Анжела видела, к кому…
Мышь пыталась ее немо выгнать, посылая языки фиолетового пламени в ее сторону, Мышьи мысли предлагали такую мультипликацию: Анжела торопливо берет сумочку и отправляется в кино, на лучший из лучших сеансов, Мышь запирает дверь и бросается Мэлору на руки, тот ее целует на весу и бережно опускает в кровать, почему-то в Анжелину кровать… В то же время ясное доброе истечение исходило от Мэлора, и она видела, что он думает иначе: вот Мышь выходит в уборную, Мэлор наклоняется к Анжеле и шепотом просит зайти, официально прощается, движется по зданию светящейся палочкой, замирает в кубике своей комнаты наверху, Анжела, выждав, небрежно выходит, взяв для отвода глаз сумочку, немо стоит в лифте, прижав сумочку к груди, стучится в его дверь… Дальше представление обрывалось (что Анжелу особенно радовало) и шло с начала, с вариантами.
Все трое были сильно напряжены: конус Мэлора внутри Мыши горел ярко, он космато вращался, уже начиная пульсировать, Мэлор был похож на чудного среброволосого дикобраза, собственные пальцы Анжелы посылали в пространство белые лучи, такие длинные и тонкие, что ими можно было ощупывать комнату. Сознание Мыши зациклилось на картине ухода Анжелы (все торопливее хватает свою жалкую желтенькую сумочку) Анжела не двигалась с места, Мышь, инстинктивно все почуяв, угрюмо сидела, хотя было заметно настойчивое требование ее мочевого пузыря… Вдруг Мэлор испустил несколько радужных оболочек внезапной идеи… На дискотеку, немедленно!
И обе стали собираться, краситься, зло поглядывая друг на друга и опасливо – на смирную спину Мэлора. Вихрем слетели вниз, там, в бледных ламповых лучах, метались огненные люди, они разбрызгивали горячие всплески, клочья пламени, смерчи и протуберанцы, Анжела бросилась в круг и мигом запылала серебром: это был настоящий праздник серебра, оно заполняло промежутки меж пляшущими фигурами, и фигуры двигались на чистом серебряном поле и поглощались им, и ничего больше не оставалось, кроме этого ровного, жутко слепящего серебра…
