- Я Тея, Протея, - представилась громко. Игра была прервана и все устремили свой взор на неё.
Красивые лица, одно за другим повернулись, голоса прозвучали, называя свои имена. Протея кивала приветственно. Но как ни старалась запомнить их всех, не смогла. Во взгляде одних она различила живой интерес. Другие смотрели почти безучастно и сухо. А у кого-то в глазах промелькнула вполне различимая злость.
- Хо́чма винка? (Хочешь вина?) – спросила болтливая Юлка, и потянула её за собой к распростёртому сбоку столу.
Щипнув виноградинку, Тея осталась стоять, размышляя о том, как, должно быть, непросто жить в этом «гареме». Они с сестрицей и то вечно ссорились, делили одежду, внимание старших, а тут…
- Винка, - сказав это, Юлка вручила бокал.
- А это? – спросила Протея, кладя в рот ещё одну плотную ягоду.
- Виннакуза (виноград), - ответила девушка.
Тея в ответ улыбнулась.
- Та зукиля! (Ты красивая) – добавила Юлка, смутив её пристальным взглядом.
- Зукиля? – повторила Протея.
Юлка в ответ рассмеялась, поправила локон, что игриво спадал на лицо.
- Я зукиля, (Я красивая), - сказала кокетливым тоном, - Та зукиля, а Ируска, (Ты красивая, а Ируска), - она обернулась, и, посмотрев на сестрицу, махнула рукой, - Ни, ни зукиля (Нет, некрасивая).
- Эй! – возмутилась Ируска и уронила на пол виноград. Она была выше, крупнее, но красота проявлялась в чертах. Молчаливость ей шла! И на фоне болтливой сестрицы она представлялась иной.
- Зукиля, зукиля, (Красивая, красивая), - снисходительно бросила Юлка.
Протея смеясь, пригубила вина. Жалея, что рядом нет Зуры. Вот уж кто не скупился на болтовню! И мог прояснить для неё все подробности местных наречий…
Чем ближе время шло к вечеру, тем беспокойнее было внутри. Сёстры сновали по лестнице. Кто-то с платьем в руках, кто-то – в одних панталонах. Предвкушение бала царило вокруг. И каждый хотел нарядиться к приходу высоких гостей. Тея, поддавшись всеобщему ажиотажу, застыла у шкафа, размышляя над тем, что надеть. Синее было избыточно ярким, и бант находящийся между грудей, был смешон. Цвет фуксии делал Протею похожей на дикорастущий цветок. Только вот рюши, в которых тонуло изящное платье, лишали его красоты. В парчёвом она походила на перстень, один из тех, какие блестели на пальцах хозяйки. Уж слишком сияло оно бахромой!
Отчаявшись выбрать наряд, Протея вздохнула. Сурианская мода была чересчур откровенной, и женщину в ней затмевали громоздкие рюши, воланы и пояса. Рыбка сновала меж каменных стенок. Длинные нити хвоста изгибались, как в танце, в воде.
«Была не была», - вдохновилась Протея и достала из шкафа «малиновый торт». Платье будило фантазию и аппетит! Но под всеми слоями избыточных кружев, унизанных бусами рюш, скрывался вполне утончённый наряд. С лёгким вырезом, плотным корсетом и струящейся юбкой из сурианских шелков. Протея уселась за стол и ловко орудуя пальцами, стала его избавлять от излишеств. Кончик острого гребня помог ей почти незаметно подрезать ненужные швы. И вот, на исходе стараний, она получила желанный эффект.
- Ну, как тебе? – спросила она у рыбёшки, облачившись в наряд цвета ягодных грёз. Без украшений и рюш это было красивое платье с талией тоньше напёрстка и тяжёлыми юбками в пол. Хотя парочку рюш она всё же оставила. Вдоль разреза от линии талии и до ступней. Из волос сгородила причёску на манер местных див. И, стараясь сойти за сурийку, украсила светлым платком.
