Шарапова умела ездить верхом, брала уроки у инструктора, когда еще только устроилась на работу в Сиренево, предполагая, что гости могут пригласить ее на верховую прогулку. Ей не хотелось попасть впросак. Она великолепно держала осанку и не боялась лошадей, но возможность покататься выпадала нечасто. Все-таки дела в Сиренево требовали ее постоянного участия. Она не обрадовалась приглашению Матвея, а сейчас была ему даже благодарна. И за молчание, и за возможность насладиться прогулкой. Они не придерживались какого-то определенного маршрута, двигаясь вперед, потом Гончаров свернул в сторону. Проселочная дорога осталась позади, а они вошли под сень березовой рощи, скоро сквозь проступающие из тумана серебристые стволы показались пологий берег и тусклое зеркало воды.
Лошадь замедлила шаг, а Юля, перекинув ноги, быстро спрыгнула с седла и взяла животное под уздцы. Березовые косы, все еще украшенные золотистой листвой, то и дело касались лица и цеплялись за волосы, их приходилось убирать, но это было сущим пустяком по сравнению с открывшимся пейзажем и тишиной, от которой перехватывало дыхание. Как странно, она выросла и жила в Сиреневой Слободе, но если не считать деревни и усадьбы, почти не знала окрестностей. Они забрели не так уж далеко, но она никогда не бывала здесь и не видела этих пологих берегов и берез, которые клонили к воде ветки и, казалось, образовывали шатер над рекой, поверхность которой нарушала лишь легкая рябь. Серебристая гладь была усыпана березовыми листьями, они же образовывали золотую кайму по краям. От реки поднималось испарение и цеплялось легкой дымкой за деревья. Здесь не слышны были звуки извне. Казалось, они не проникали в это заколдованное место.
Гончаров тоже спешился с лошади и пошел рядом с ней.
Юля привязала к березе поводья и так же молча подошла к воде. Здесь, у берега, поросшего пожухлой травой, лежало поваленное дерево. На него Юлька и опустилась. Оглядываясь вокруг, она продолжала молчать, впрочем, Матвей тоже не спешил разговаривать. Мужчина, следуя ее примеру, привязал лошадь и, закурив, стал собирать ветки, сучки и кору, в надежде развести небольшой костер и прогнать это зыбкое ощущение нереальности происходящего… Разжечь огонь в этой сырости оказалось не так-то просто, но Гончаров справился и, опустившись на корточки, подбросил бересты, содранной с поваленных берез.
Когда огонь взвился над хворостом, Юлька, как будто очнувшись, обернулась к нему и улыбнулась.
– Кажется, во всем мире не найти такой тишины, как здесь. Она будто пронизывает насквозь, – сказала она.
– На самом деле такую тишину можно найти в любом уголке земного шара. У меня от нее закладывает уши. И, если честно, ничего возвышенного в ней нет, наоборот, чудится что-то зловещее. Для меня непривычна тишина! Я всю жизнь провел в городе – коренной москвич, у меня не было бабушек и дедушек, которые бы жили в деревне, да и пионерские лагеря как-то прошли мимо.
– Боже, как так? – притворно ужаснулась девушка. – И каким же было твое детство? Где ты его проводил? – заинтересовавшись и сцепив руки в замок, Юлька приготовилась слушать.
Гончаров хмыкнул, и из груди его вырвался хрипловатый звук. Он снова потянулся за сигаретой, а Юля вдруг подумала, что ничего не знает об этом человеке.
– Матвей, расскажи о себе! – попросила она.
– Дорогая, я просто предлагаю дружить, а ты так это сказала сейчас, словно я замуж тебя зову! – засмеялся он и присел рядом на березу. – Ты же и так все обо мне знаешь, – его пальцы легли на ее сжатые в замок руки, намереваясь проверить, не замерзла ли она, и сделал он это машинально, не осознанно.
