По всей вероятности, я ошиблась. Свернула не там, где надо. И в итоге умру не только я, но и маленький мальчик, так нуждающийся в антибиотиках. Слишком обрадовалась успеху, потеряла бдительность и расслабилась. До того, как вернулась хотя бы наверх.
Мало достать добычу, ее нужно донести до поселка. Мне немного проще, уголовники прекрасно понимают, что в следующий раз сами могут стать кандидатами на медицинскую помощь, и отец Тима не последний человек в поселке. Но все же несколько раз у меня отбирали еду и воду. Спасибо, что не покалечили и не убили. Разное бывает в этих местах.
Неслась обратно по мрачным тоннелям, боясь не успеть, переживая, что погаснет фонарь, уже почти потухший. Запасных батарей, как и другого фонаря не нашлось. А еще представляла, как поднявшись, буду наслаждаться каждой ложкой говядины с гречкой из найденных мною консервов. И до своего грота не стала бы ждать.
Злюсь. На себя в первую очередь. На остальные обстоятельства за эти три года, длившихся вечность, гневаться устала. Какой в этом смысл? Себя ругать тоже бесполезно, но так сложно совладать с эмоциями. В мыслях я уже была в поселении.
Скоро шок пройдет, и мне самой понадобится обезболивающее из рюкзака. Противный хруст в момент удара, острая боль и неестественно вывернутая в запястье и локте правая рука, не оставляет мне никаких надежд. Возможно, есть еще повреждения. Лежа на правом боку, стараюсь выровнять дыхание и не дать ужасу захватить разум.
Силюсь снять рюкзак, но он очень плотно притянут. Ничего не выходит. Каждое движение мучительно и рождает хриплые стоны в моей груди. На руку стараюсь не смотреть лишний раз. Боюсь отключиться. Радует, что кости не торчат наружу. Это можно назвать везением?
Не знаю, сколько времени прошло, но мне с большим трудом удается расстегнуть упрямые застежки левой рукой, лямки расходятся, и рюкзак падает с плеч. Сразу становится легче. Перекатываю здоровой рукой его к животу. Хорошо обезболивающее в уже готовых шприцах. Зубами сдергиваю колпачок и вкалываю в ногу полную дозу. Под действием сильного лекарства и стресса забываюсь на непродолжительное время.
Забытье не дает сил, наоборот, просыпаюсь от своего кашля. То ли пыли наглоталась, то ли травмы дают о себе знать. Не могу даже сесть, не то что идти. Тем более совсем не понимаю, где нахожусь и как глубоко провалилась. Соответственно, понятия не имею, куда нужно двигаться.
Меня кроет страхом и отчаяньем. Что, Рай, исчерпала ты свои возможности в преодолении препятствий…
Я так устала от постоянной борьбы за свою жизнь. Горько усмехаюсь. И стараюсь громко не скулить от нарастающей боли.
Лучше умереть до того, как сюда явятся черви. Все настойчивее крутится мысль в голове, можно вколоть критическую дозу обезбола, тогда я не почувствую, как меня рвут на части. Вновь содрогаюсь от ужаса и брезгливости.
Несмотря на многое, понимаю, что у меня когда-то была неплохая жизнь.
***
― Не шевелис-с-сь.
Будто бы я могу!
Из состояния жалости к себе и прощания с жизнью меня выводит низкий мужской голос.
Я и удивиться не в состоянии в данный момент. Не то чтобы шевелиться.
Начнем с того, что я ни черта не вижу, фонарь все-таки погас. Глаза, нос и глотка забиты пылью. А мне так хочется набрать воздуха полные легкие. Но пока получается делать только мелкие вдохи через режущую боль. Ощущение, что органы дыхания от диафрагмы и доверху наполнены этой планетой.
