Каша настаивалась, чай заваривался, а отец ещё спал. Но уже рассвело, и свет на кухне и в комнате можно было выключать. И, как только я это сделал, стало как будто светлее. Дневной свет, до сих пор заглушаемый электричеством, наполнил всё пространство квартиры. Но, который час, узнать было невозможно. Разве что угадать, ведь часов у отца в квартире я не увидел. И, размышляя над тем, пора ли мне в театр, на утреннюю репетицию, или можно пока не торопиться, захотелось совсем его забросить и просто остаться с отцом. Какой театр теперь может быть? Случилось нечто такое, отчего меняются полюса, и только Земля продолжает вертеться! Наступило то, после чего начинаешь верить в чудеса и воплощение мечты. Моя мечта сбылась: я живу с отцом. Разве могу я мыслями о работе потревожить этот мир, склеивающийся из воспоминаний, разговоров по телефону и ожиданий встречи? Ни в коем случае!
А с другой стороны, что такого преступного в том, что, воссоединившись с отцом после разлуки, я буду ходить на работу, возвращаться – жить обыденной, размеренной, но полноценной жизнью? Хотя нет. У кого-кого, а у нас с отцом не всё обыденно! Я так долго ждал этой простой семейной сцены, как та, что вижу сейчас. Раздумывая обо всём этом, я прошёл из кухни в комнату посмотреть на спящего отца.
Вот. Вот это было моим счастьем. Видеть отца и ощущать себя непосредственным участником жизни семьи, в которой есть отец. Поэтому у нас с отцом всё не то что не «обыденно» – у нас все необыкновенно.
Я открыл дверь в комнату отца. У отца чуть вздрогнули седые ресницы, но он не проснулся. В коридоре показался высокий силуэт пожилой женщины. Через секунду я увидел вытянутое лицо старухи. Это была тётя Тая в цветном платке, завязанном так туго, что её старческие морщины вертикальными полосками бороздили лицо ото лба к подбородку, хотя иметь горизонтальные мимические складки, по-моему, гораздо естественнее. Это меня и удивило, и смутило. И, как мне показалось, она заметила моё смущение. Мы смотрели друг на друга, но ни она, ни я не произносили элементарного «здравствуйте» или что-то в этом роде. Почему я её не поприветствовал, я понимал. Просто я не привык, когда в квартиру входит кто-то посторонний. Не могу знать, поняла она это или нет. Может, просто опешила, когда увидела меня. В конце концов мы поздоровались шёпотом, и я кивком пригласил её пройти на кухню.
Пройдя первым, я прикрыл форточку, чтобы тётя Тая села к окну. Себе табурет поставил у раковины. Мы присели. Я стал вглядываться в лицо этой пожилой женщины. Я помнил его ещё относительно молодым: она одновременно с моим отцом получала квартиру в этом доме. Дом строили для работников сферы культуры и искусств. Отец получил квартиру как музыкант, а тётя Тая как костюмер филармонии. Квартиры они получили ещё до моего появления на свет.
Сейчас тётю Таю было впору называть уже бабушкой Таей, да и я, наверное, теперь не тот «Витенька». Но я всё равно стал называть её тётей Таей.
Она огляделась, её взгляд остановился на двух кружках на столе и неглубокой миске, накрытой тарелкой, чтобы не сразу остыла. Я хотел начать разговор первым, но начала тётя Тая. Из-за большого узла от платка под подбородком говорить она могла одними губами. И к тому же тихо, чтобы не потревожить спящего отца. Чем-то, пусть и отдалённо, она напомнила мне гоголевскую Коробочку. Но тётя Тая была старше героини поэмы и выше ростом.
