Когда течет крем - страница 18

Может быть, заплакать? Власти в Ква делают всё для того, чтобы как можно больше людей поумирало от болезней, кредитов и неподъемного труда, уже вымерли миллионы жителей страны, а в каком-то посёлке местная администрация отменяет праздник на Плотине, чтобы кого-нибудь, не дай Бог, не укусила гадюка.

Я выложила на стол три подберёзовика, найденных среди берёз, три подосиновика, найденных среди осин, и мелко нарезала их для сушки. Ягодка по ягодке – наберёшь кузовок. Так написано в детской книжке «Яга и земляника». Про грибы можно сказать то же самое. Комары нещадно кусались, и мы быстро покинули Плотину. Так называется это место, а сама же плотина огорожена крепким забором, за ним ходят женщины с древними боевыми винтовками. Мужчины теперь всюду редкость. На Плотине поселковый водозабор. Какая забота о населении! Никто до сих пор не отравил воду и не убил женщин. Кстати, они пенсионерки, им не меньше лет, чем их винтовкам. Молодая женщина не пойдёт на такую скучную работу. К тому же, женщины там нужны ответственные, среди юниц со смартфонами не найти таких.

Мы сходили на речку за огороды, она издревле называлась Люй, а теперь стала Люйка. Так измельчала, не меньше, чем антитеза Мураками. Это я пишу для учёных самых разных областей знания, вдруг они станут читать всё это. Сходили поесть спелой и сладкой малины. Жужжали тётины пчёлы, душисто пахли травы-медоносы. В наступавшей темноте тётя рассказала историю своего чёрного кота Мони. Что он совсем простак, что она заказывала у соседей пёструю кошечку, а родился чёрный котик. Что она рано, ещё в марте по морозам, стала выбрасывать его на ночь на улицу. Таков обычай. И что к нему стал приходить папа – чёрный кот. Папа уводил своего сына на чердак бани, увешанный берёзовыми вениками, и там на старой телогрейке они ночевали. Папа грел крошку-сына теплом своего тела.

Рассказала она также, почему у Мони совсем нет голоса. Ещё в морозы соседские собаки загнали Моню на деревянный столб уличной линии электропередач. Тётя попросила соседа Михаила снять Моню. Тот снял его за пятьсот рублей, приставив к столбу лестницу, докуда хватало, и длинную палку с перекладиной – швабру. Но потом собаки снова загнали Моню. Сосед сказал, что больше снимать Моню не будет за такие деньги. Тёте было жалко тысячи рублей. Она ходила за ворота и звала Моню: «Кис-кис». Моня начинал двигаться вниз, но тут его шибало током, и он снова взвивался на верх столба. Благо, тот был не остроконечный, а плоский. Так прошло нервных четыре дня. На работе тётя только и думала, как снять Моню, и даже плакала, жалея его и свои нервы. А дома вечером она ходила за ворота, говорила «кис-кис». Моня начинал спускаться, и тут его шибало током. Сидя на столбе, он почти постоянно мяукал. Можете себе представить: синие морозные сумерки, чёрный кот на высоком сосновом столбе под загорающимися над улицами, полями и горами яркими звёздами Вселенной.

Ночью в тёплой постели тётя плакала тоже. А двоюродному её брату было всё равно. В его кочегарке громко базлал новейший телевизор марки «элджи сигнатюр». Всё равно ему, потому что он сам был подмороженный.

Это было так. У своей матери Костя был шестым ребёнком. Мать его была домохозяйка и жена главного агронома колхоза «Ламский». И тут в селе открыли фельдшерский пункт и прислали фельдшера. Фельдшер навестила будущую роженицу и её дом. В нём стоял запах свежего прорвинского улова, который в это время года тянули сетями из-подо льда, запах вынутых из русской печи остывавших подовых караваев и вычищенного ароматными подгорающими пихтовыми метёлками пода. Фельдшер сказала, что это всё антисанитария, и что отныне женщины должны рожать не абы как, а в родильном доме, открывшемся в районном центре. Отец ребёнка сходил на конный двор, запряг коня в кошеву. Дело было семнадцатого декабря. Принёс кошму и тулуп, уложил в кошеву на последнем дне беременности охающую супругу, сверху накрыл медвежьей дохой. Шурин его был штатный охотник колхоза «Ламский» и дарил доху сестре на свадьбу. Зима была малоснежная и сани, кошева, шли по голой почти земле плохо. Отец еле-еле, упираясь в спинку кошевы и тем помогая лошади, довёз роженицу до станции. Там он нашёл в звене колхоза колёсную телегу, перепряг лошадь в телегу и повёз роженицу дальше. Возле деревни Елань под сенью елей, темно и грозно стоявших пообочь дороги, она начала рожать. Она родила сына на морозе, и отец решил, что надо попроситься к кому-нибудь на ночь, чтобы дорогой не заморозить новорождённого. Он постучался в первую избу Елани, там шла свадьба. Он постучался во вторую избу Елани, там все ушли на свадьбу. В третьей избе приняли мать и ребёнка и уступили им печь. На печи они пролежали три дня, и ребёнок, потея, весь покрылся пупырьями. На четвёртый день у отца нашлись свободные минута и конь, и он приехал. Ребёнок вырос заторможенный и ещё два раза в зимы примерзал к снегу уже будучи взрослым, примёрз до инвалидности.