Когда ты был Богом - страница 4



Лёнька увидел, как прыщавый схватился за ухо и гадко выругался:

– Ах ты, старая б… дь!

А потом, что было силы, ударил бабушку Домну кулаком в грудь.

Домна охнула, схватилась за сердце и покачнулась, еле удержавшись на ногах.

– Ба-бааа! – заорал Лёнька и повис на руке, занесённой для следующего удара…


Мужика чуть не забили насмерть: Циля вцепилась в жидкую шевелюру Прыщавого, Домна скрутила руки так, что послышался хруст суставов.

Вокруг собралась толпа, кто-то истошно кричал:

– Милиция! Милиция!

Лёнька вдруг сразу как-то устал и опустился на грязный асфальт.

Вокруг него, источая ароматы, валялись пирожки – с капустой, с картошкой…

Лёнька подобрал лежащий рядом пирожок, сжал в кулачке, и горько заплакал.

– Где болит, мальчик?

– Где милиция?

– Где этот чёртов Потапов?

И никто не догадался, что плачет Лёнька не от боли, а от того, что не смог защитить бабушку и спасти её вкусные пирожки…


– Мамо, может, куриного бульону хотите? – Циля в десятый раз спрашивает об этом свекровь.

Домна второй день лежит среди высоких взбитых подушек и встаёт только «по нужде».

Потапов, не дождавшись приглашения, сам явился в гости.

Не снимая грязной обуви, он бесцеремонно ступил на разноцветный самотканый половичок, лежащий у порога.

Лейтенант, не скрывая любопытства, обвёл глазами комнату:

– Так-так, пристроилась, значит… к хорошим людям – под крылышко?

Потапов нехорошо улыбнулся.

Циля выдержала его наглый и цепкий взгляд.


– Никшни, Потапов! – крикнула из-за занавески Домна. – Не смей забижать Цилю!

Потапов недовольно крякнул и опустился на табурет:

– Давай, Циля, рассказывай: что ты видела в тот день, а вернее – ночью.

Циля молчала.

– Хорошо, я тебе помогу… Ты видела кражу гастронома – ведь так?

Циля недоверчиво кивнула.

– Вот за это тебя, как свидетеля, и хотели убить, – удовлетворённо, будто и сам об этом давно мечтал, сказал Потапов.

Циля вдруг заметно занервничала:

– Гражданин Потапов… товарищ дорогой, их нашли? Всех нашли?

– Нашли бандитов, в городскую тюрьму вчера отправили.

– Слава тебе, господи, – подала голос Домна.

– Скажите, а Чека жив ли?

– Шо, старая любовь не ржавеет!? – подмигнул Потапов и засмеялся.

Женщина как-то неумеючи размахнулась и ударила Потапова по щеке.

Лёнчик зажмурился от страха…

Потапов вдруг сник, достал платок:

– На самой окраине нашли вашего Чеку. Мёртвым. Пять ножевых ранений.

– Как же так?… Нет-нет… Как же так? – залепетала Циля.


Потапов впервые по-доброму взглянул на женщину:

– Может, побоялись, что он видел… Может, Чека и сам на след напал. Не знаю…

– Царствие небесное, – вздохнула Домна. – Жалко как – хороший был мужик.

– Повезло тебе, Циля Иосифовна, что в живых осталась – видно, спугнул кто-то… Так что надолго не прощаюсь – придётся давать показания.

И Потапов ушёл, а на столе остался лежать забытый им, кипельно-белый носовой платок…


Вот она, окраина города! Где-то здесь нашёл своё последнее пристанище Чека, а по паспорту – Иван Петрович Черкасов.

Бурьян да крапива, дикая алыча и тёрн…

Лёнчик кладёт в рот несколько чёрных ягод и морщится, кисло – до горечи!

– Мамо, – цепляется Лёнька к Циле, – а когда мы поедем на море?

– Скоро, сыночек, скоро…

– В отпуск уйду – и поедем, – обещает Микола и обнимает жену за плечи.

– А я хочу, чтобы сестрёнка родилась! – набравшись храбрости, кричит Лёнчик в лицо матери и бежит в сторону дома.

Босые ноги его поднимают с грунтовой дороги лёгкое облачко пыли…