Когда ты был Богом - страница 4
Лёнька увидел, как прыщавый схватился за ухо и гадко выругался:
– Ах ты, старая б… дь!
А потом, что было силы, ударил бабушку Домну кулаком в грудь.
Домна охнула, схватилась за сердце и покачнулась, еле удержавшись на ногах.
– Ба-бааа! – заорал Лёнька и повис на руке, занесённой для следующего удара…
Мужика чуть не забили насмерть: Циля вцепилась в жидкую шевелюру Прыщавого, Домна скрутила руки так, что послышался хруст суставов.
Вокруг собралась толпа, кто-то истошно кричал:
– Милиция! Милиция!
Лёнька вдруг сразу как-то устал и опустился на грязный асфальт.
Вокруг него, источая ароматы, валялись пирожки – с капустой, с картошкой…
Лёнька подобрал лежащий рядом пирожок, сжал в кулачке, и горько заплакал.
– Где болит, мальчик?
– Где милиция?
– Где этот чёртов Потапов?
И никто не догадался, что плачет Лёнька не от боли, а от того, что не смог защитить бабушку и спасти её вкусные пирожки…
– Мамо, может, куриного бульону хотите? – Циля в десятый раз спрашивает об этом свекровь.
Домна второй день лежит среди высоких взбитых подушек и встаёт только «по нужде».
Потапов, не дождавшись приглашения, сам явился в гости.
Не снимая грязной обуви, он бесцеремонно ступил на разноцветный самотканый половичок, лежащий у порога.
Лейтенант, не скрывая любопытства, обвёл глазами комнату:
– Так-так, пристроилась, значит… к хорошим людям – под крылышко?
Потапов нехорошо улыбнулся.
Циля выдержала его наглый и цепкий взгляд.
– Никшни, Потапов! – крикнула из-за занавески Домна. – Не смей забижать Цилю!
Потапов недовольно крякнул и опустился на табурет:
– Давай, Циля, рассказывай: что ты видела в тот день, а вернее – ночью.
Циля молчала.
– Хорошо, я тебе помогу… Ты видела кражу гастронома – ведь так?
Циля недоверчиво кивнула.
– Вот за это тебя, как свидетеля, и хотели убить, – удовлетворённо, будто и сам об этом давно мечтал, сказал Потапов.
Циля вдруг заметно занервничала:
– Гражданин Потапов… товарищ дорогой, их нашли? Всех нашли?
– Нашли бандитов, в городскую тюрьму вчера отправили.
– Слава тебе, господи, – подала голос Домна.
– Скажите, а Чека жив ли?
– Шо, старая любовь не ржавеет!? – подмигнул Потапов и засмеялся.
Женщина как-то неумеючи размахнулась и ударила Потапова по щеке.
Лёнчик зажмурился от страха…
Потапов вдруг сник, достал платок:
– На самой окраине нашли вашего Чеку. Мёртвым. Пять ножевых ранений.
– Как же так?… Нет-нет… Как же так? – залепетала Циля.
Потапов впервые по-доброму взглянул на женщину:
– Может, побоялись, что он видел… Может, Чека и сам на след напал. Не знаю…
– Царствие небесное, – вздохнула Домна. – Жалко как – хороший был мужик.
– Повезло тебе, Циля Иосифовна, что в живых осталась – видно, спугнул кто-то… Так что надолго не прощаюсь – придётся давать показания.
И Потапов ушёл, а на столе остался лежать забытый им, кипельно-белый носовой платок…
Вот она, окраина города! Где-то здесь нашёл своё последнее пристанище Чека, а по паспорту – Иван Петрович Черкасов.
Бурьян да крапива, дикая алыча и тёрн…
Лёнчик кладёт в рот несколько чёрных ягод и морщится, кисло – до горечи!
– Мамо, – цепляется Лёнька к Циле, – а когда мы поедем на море?
– Скоро, сыночек, скоро…
– В отпуск уйду – и поедем, – обещает Микола и обнимает жену за плечи.
– А я хочу, чтобы сестрёнка родилась! – набравшись храбрости, кричит Лёнчик в лицо матери и бежит в сторону дома.
Босые ноги его поднимают с грунтовой дороги лёгкое облачко пыли…