Когда в городе становится тихо - страница 6




День сменялся новым днем. Погода стояла чудная – на небе ни облачка. Весна выдалась очень сухой – едва ли за все время несколько раз шел дождь. Притихшие улицы постепенно становились чище, а вот люди, наоборот, нервничали все сильнее. Больше горожан напяливали на себя маски и с потухшими взглядами бродили по городу – многие без работы, кое-кто не временно. В какой-то момент в магазинах начала ощущаться нехватка продуктов питания, но с этим довольно быстро справились, и исчезнувшая было гречка снова появилась в продаже. Правда, по более высокой цене.

Вообще цены росли. Понемногу, почти незаметно, так, что только к концу очередной недели становилось понятно, что на привычный набор продуктов теперь нужно больше денег. Быть может, и по этой причине патрульных в городе стало больше обычного. Один раз, шутки ради, я принялся убегать от полицейской машины. Шутка, ради которой все и задумывалось, не удалась – после того как я свернул в подворотню, полисмены как ни в чем ни бывало поехали дальше. Это было в самом начале карантина. На второй или третий день после ужесточения условий пребывания на улице…


Славься! Что мы здесь делаем? Что делаю здесь я? Почему именно тут? Как мы оказались так далеко от дома? Я так далеко от дома… Славься! Сын простого конторского клерка. Что привело меня в этот далекий и странный край?

Я играл на валторне в школьном оркестре. И бегал быстрее всех в городе – маленьком городе, в нескольких километрах от моря. В нем я играл на валторне и бегал. В нем же посещал секцию бокса. Бегал я лучше всех, но в игре на валторне не преуспел. Да и дрался хуже многих. Если быть точным, то из двенадцати боев я проиграл два. Это были быстрые бои, и проигрывал я быстро. Соперники не были быстрее меня, но они были тяжелее. А сила – это масса, умноженная на скорость. Когда те два быстрых боя оканчивались, в моей голове играла валторна. Как правило, Вагнер. Славься.

«Славься!» – кричали мне, когда я проигрывал. «Славься!» – кричали, когда я бежал. «Славься!» – кричали, когда я отбывал сюда.

Отец не кричал мне «Славься!» Обычный конторский клерк – светловолосый мужчина с потертым портфелем, в рубашке с коротким рукавом, в фетровой шляпе и начищенных тупоносых туфлях. Он не кричал, когда я побеждал всех в беге, когда играл на валторне и даже тогда, когда был бит в нечестном бою с более тяжелыми соперниками. Не кричал отец и в тот день, когда я отбывал сюда с вокзала ближайшего большого города…

Вагнер. Когда я полюбил Вагнера? Когда впервые услышал его? Мать всегда любила Вагнера. Это она убедила отца, что я должен заниматься музыкой. Она говорила, что мне непременно будут кричать из зала «Славься!» Что для меня это будет единственная возможность стать человеком, которому из зала кричат «Славься!» Она очень хотела, чтобы было именно так. Чтобы меня интересовала только валторна. И больше ничего…

Отец. Он, как всегда, промолчал. Видимо, уже тогда он понимал, что мне не хватит таланта стать тем, кому из зала кричат «Славься!» Он промолчал. И молчал еще пять лет. Семь лет. Восемь лет. Он молчал. А я неистово и непоколебимо дул в валторну. Восемь лет. Но мне очень редко кричали из зала «Славься!» Гораздо чаще кричали мне «Славься!», когда я обгонял всех в городе, гораздо громче кричали, когда я проигрывал бой. Хотя, быть может, кричали и не мне, а тому мускулистому парню из гимназии, что был старше меня на два года и тяжелее на добрых двадцать кило. Возможно, это ему кричали «Славься!» за то, что он ударил меня в висок, потом в живот, потом по затылку, и уж затем в пах. Быть может, это ему кричали «Славься!», когда рефери отсчитывал секунды, и секунды выходили у него гораздо быстрее, чем должны были. Быть может, кричали тому парню, а может, и рефери, секунды у которого заканчивались процентов на тридцать быстрее. Пожалуй, это ему кричали «Славься!», ведь он управлял временем. В его руках, в его силах было растягивать и сжимать это время так, как он считал нужным. И он считал нужным укорачивать секунды на целых 30%, пока я, лежа на полу, пытался прийти в себя от тупой боли, последовавшей за той примечательной серией: висок-живот-пах-затылок. За это ему и кричали «Славься!» Да.