Когда вернусь в казанские снега… - страница 39

– Наверно, Мишке поздравление в стихах. Валяй, Лукоянова…

– Раньше, что ли, не могла?

– Пусть читает.

– Только свет погаси. В темноте ты лучше выглядишь. – Это Эдькина морда смеётся во все свои сто зубов глупости.

Вика губу закусила. Но голову гордо вскинула:

– «Предчувствуя тебя, года проходят мимо, всё в облике одном предчувствую тебя, весь горизонт в огне и ясен нестерпимо и молча жду, тоскуя и любя…» и так далее…

Все молчат. Не знают, как реагировать. И тут Эдька, как нарочно, опять высовывается:

– Ну, Мишка, я тебя поздравляю! Это тебя, значит, она ждёт, тоскуя и любя?..

И тут первый раз в жизни на меня что-то накатило… Бешенство, что ли?.. Нестерпимо и ясно захотелось врезать по этим самым зубам. Эдька аж отшатнулся от меня:

– Да ты что, ты что, шуток не понимаешь?! Да ну вас всех!.. Чокнутые какие-то… – Он взял со стола свою дурацкую бутылку и с чувством собственного достоинства направился к двери…

А я пошёл на кухню. Там, в темноте, стояла Вика и на запотевшем окне что-то писала пальцем. Какое-то слово. Когда я вошёл, она его стёрла ладошкой. Я успел разобрать только несколько букв что-то вроде «…андр». Александр?

Повернулась ко мне:

– Знаешь, Мишка, я больше ни в кого не влюблюсь никогда!

– Ладно, – говорю, – пойдём тогда, потанцуем…

Родился в 1911 году в г. Феодосия.

С 1953 года жил в Казани.

Публиковаться начал в журналах «Смена», «Огонёк», «Наш современник».

Автор книг: «Угол поворота» (1958); «Трасса поднимается в горы» (1964); «Будем жить» (1965); «Северный ветер» (1971).

Член Союза писателей СССР с 1961 года.

Умер в 1978 году.

Лыска, поджарая золотистая кобыла в белых «гамашах» с лысиной на хитрой морде, тряхнула головой, фыркнула и решительно остановилась.

Инженер Кущевой ободрительно почмокал, дёрнул повод, ударил лошадь пятками. Кобыла стояла. Она дошла как раз до конца рыхлой, только что отсыпанной гравелистой дороги. Дальше расстилались нежно-зелёные мхи, бугрились, похожие на огромные грибы, болотные кочки, поблёскивала ржавая застоявшаяся вода. Через всё это тянулась широкая, продранная тракторами, борозда. Шлёпать по ней Лыска не собиралась.

Остановился весь караван.

Первую вьючную лошадь держал за повод высокий, плечистый, но ещё по-юношески худой, голенастый Алёша Садовников. Он с опаской поглядывал на злую морду Лыски и пытался спрятать лицо от её хвоста: кобыла, отгоняя слепней, то и дело задевала его.

Вторую лошадь держал Степан Антонович Галанов. Правда, Антоновичем его называют не часто, больше попросту Стёпой. Он с той же стройки, что и Алёша, но на стройку пришёл не из десятилетки, как Садовников, а из ремесленного. Он вырос в деревне и лошадей ничуть не боится.

Поодаль остановились две девушки.

Одетая в пунцовый лыжный костюм, Настя Кириллова – невысокая, очень подвижная, с весёлыми глазами цвета крепкого чая. На ногах Насти стоптанные красные босоножки, а на голове лихо сдвинутая назад детская панамка.

Вторая девушка – Оля Ефимова. И она в лыжном костюме, но помоднее, с множеством молний, а на ногах у неё сапоги. Голова Оли не покрыта, и в лучах солнца рыжеватые волосы отдают медью. Лицо коричневое от загара, нос мягкий, ребячий. Она окончила в Москве геодезические курсы и теперь с новыми товарищами пробирается на 169-й пикет строить мост и дорогу.

– Что же вы стали, Валерий Петрович! – крикнула она инженеру. – А ещё кубанский казак называется! Да вы ударьте вашу скотинку!