Когда весна придет, не знаю - страница 2

Весело булькал чайник,

Тоня была со мною,

Когда я пришел в себя.

И вот… не прошло и года,

Снова настало лето,

Мы улыбались от счастья –

Тоня должна рожать.

И наступили роды…

Трудно рассказывать это…

Ребенок не прожил часа,

Суток не выжила мать.

Осенью в хлипкую слякоть

Бродил я по городу ночью.

Думал, что сдохну от горя,

Попавши в его тиски.

Я разучился плакать;

Не плакать же не было мочи,

Но слез не хватило бы моря

Для страшной моей тоски.

На землю обрушились вьюги.

Рано приходит вечер,

Ветры заводят в снеге

Буйную карусель.

Всхлипывал ржавый флюгер

Почти что по-человечьи.

Шлялась бездомной собакой

Воющая метель.

Словно во сне проходили

Дни, месяца и даты.

Я машинально работал,

Интуитивно жил.

Ветер больших строительств,

Ветер идей крылатых,

Мысли, таланта и пота

Мимо меня кружил.

Весь перекошенный горем,

Я потерял дорогу.

Шел, как слепой, на ощупь

По паутине путей,

Рано встречая зори.

Весь от тоски продрогнув,

Я выбегал на площадь,

Выгнанный мукой моей.

И, надрывая горло,

Кричал умирающим звездам,

Что снова они вернутся,

А Тоня моя – никогда…

Изнемогая скоро,

Как рыба, глотая воздух,

Думал, что смерть спасенье,

Как пойманной рыбе – вода.

К черту послал природу,

Слепое ее движенье,

Законы бездарной смерти

Сводили меня с ума.

Я проклял седую науку

И всякое к ней уваженье.

А в мире рождались дети,

Фабрики и дома.

Поэты слагали песни.

На солнце высокое щурясь,

Великий старик Циолковский

Войну объявил небесам.

А рядом седой Мичурин

Сад насаждал чудесный,

Все деловито-просто

Творили кругом чудеса.

Я поднял дрожащие плечи,

Я стиснул виски руками,

Я сжал заскрипевшие зубы,

В уши ударил звон,

Я понял закон человечий,

Я видел прекрасное знамя –

Заря над Кремлем вставала

Символом наших времен.

Пусть налетают вьюги,

Стелют покров свой белый.

Пусть мне порою трудно

Мысли свои менять.

Сильны мои крепкие руки,

Я много могу еще сделать,

Ясно, что я не сдался –

Молодость

За меня.

Где-то скучно взбрехнула собака.

С хрипом часы бьют… Кажется, восемь…

Телега проехала… Кто-то заплакал.

И снова тихо… Все то же… Осень.

Ветер кружит тусклые листья.

Слякоть…

Под глазами круги…

Отец картину знаменитой кисти

выменял на фунт муки…

……………………………………..

С монотонным, хриплым боем в спальне

в голодный год не проданных часов

шла жизнь своей дорогой дальней,

луны катилось колесо.

Дожди прошли. Где были лужи,

теперь ледок и мягкий снег.

Чудной узор из тонких кружев

мороз выводит на окне.

Змеится за окном дорога,

теряясь в ночь и холод звезд.

И со скрипучего порога

подолгу воет старый пес.

Казалось мне простым и ясным –

подрасту вот немного… А там…

Через сад, через ветхие прясла

я уйду по глубоким снегам.

И лишь только завижу город,

мать честная, скажу, держись.

И вступлю, молодой и гордый,

на дорогу, названную – жизнь.

А время шло под тот же стук часов.

Недавно, кажется, кидались наземь вьюги,

а вот опять опала сень лесов

и снова всхлипывает флюгер.

И мне кажется… Я уже взрослый,

я сую папироску в рот,

и девочку русую, с косами

провожаю до самых ворот…

И однажды, простившись взглядом,

все сказали мои глаза.

Я ушел отцветающим садом,

стоб уже не вернуться назад.

Скрылись последние крыши

в весеннюю свежесть утра.

Цвет осыпался с вишен

на головы сочных трав.

А в руке был подарок – бусы.

Видел я, в синеве, далеко

девочка с косами русыми

долго махала рукой.

Москва поправлялась…

        Как после тяжелой болезни,

закоченелые кости расправив навек.

С тихой и ласковой песней

по улице шел человек.