– Да смотрите на себя. Жир аж из штанов вываливается, и пуговки на рубашках того и гляди отскочат, – сказал Юрка, медленно вставая. – О! Смотри-смотри, у Михи аж щёки заблестели!
Петрусь оглянулся на Мишку, и в этот момент Юрка соскочил с места и помчался к двери. Мальчишки опомнились и, поняв, что их провели, с громкими воплями кинулись следом. Ванюшка открыл рот и уставился на бабушку, которая всплеснула руками и воскликнула:
– Вот шалопаи!
Она выглянула в окно, где по двору бегали её внуки, и, вереща, накидывались друг на друга. В конце концов они свалились в траву, и эта куча-мала стала кататься, махая руками и ногами. Ванюшка вышел на порог и, глядя на старших, завыл. Как это так, его не взяли играть? Бабушка смотрела на всё это и неодобрительно качала головой. Брови её хмурились, но лицо озаряла невидимая внутренняя улыбка.
Он всегда хотел сына. Может, поэтому он так часто ругает её и наказывает? За то, что она не мальчик? Но чем, чем она хуже мальчика?
Таня пыхтела, сидя на полу возле обувницы, завязывая шнурки потрепанных кед. Некогда будучи белыми, носки кед были сплошь исчерканы черными полосками, оставленными бутсами мальчишек из их дворовой футбольной команды. Она терпеть не могла шнурки, но обожала кеды, поэтому, когда ей было ещё пять лет, она научилась мастерски зашнуровывать их разными мудрёными способами. Мальчишки во дворе не стеснялись просить её научить их этим способам, и со временем у Таниной «банды» появился свой отличительный способ шнуровки обуви. Сейчас Тане шесть, у неё своя дворовая компания, состоящая исключительно из пацанов примерно её возраста. Она атаман. И у неё есть прозвище. Самое настоящее мальчишеское прозвище! Мальчишки уважали её, слушались и, казалось, вовсе не считали её девчонкой. Правда и внешне Таня мало походила на девочку. Она просила стричь её коротко, почти выбривать затылок, оставляя длинной лишь челку. Из одежды – джинсы, шорты и футболки, которые частенько были измазаны велосипедным маслом. Она любила футбол, знала приемы карате, умела постоять за себя, звонко свистеть и сплёвывать через дырку от выпавшего недавно зуба. У всех пацанов в их и соседних дворах Таня была в авторитете. И только папа был вечно ею недоволен…
– Капра-а-а-ал!!! – послышался с улицы звонкий голос через открытое окно на кухне.
– Да иду я, иду… – пробурчала себе под нос Таня.
Таня злилась на себя за то, что вошкается, и на бабушку за то, что постирала её кеды и шнурки, и теперь Тане пришлось их заново шнуровать.
Бабушка вышла из кухни, на ходу вытирая мокрые руки о кухонный передник. Из кухни доносился звук жарящихся на плите пирожков с капустой (Таниных любимых) и их вкуснющий запах.
– Танюша, там тебя друзья зовут, – сказала бабушка.
– Да знаю я, – буркнула Таня и чуть тише добавила: – Ненавижу это имя…
– Вы недалёко собрались? А то обед скоро…
– Недалёко, – эхом ответила Таня и встала, одёргивая шорты и дрыгая ногами. – Всё, я во двор.
Таня взяла с полочки под зеркалом нанизанный на верёвочку ключ от дома и повесила на шею, тут же спрятав за пазуху футболки. Ключ холодом мёртвого железа неприятно скользнул по телу. Таня передёрнула плечиками и, не глядя на бабушку, которая с укоризной, вздыхая, смотрела на неё, выскользнула за дверь.
Приглушённо шлёпая кедами о бетонные ступени, Таня сбежала на нижнюю площадку подъезда, где под лестницей был привязан на цепь её велосипед. Без замка, в самом деле просто привязан, всё равно никто не украдёт.
