– Парень, слышь! – тихонько окликнул Сергея Федя. – Ты это… Мать слушай! Мать дело говорит. Батя ваш малость… того…
На шум выполз из спальни сонный Васька. Увидел толпу незнакомых мужиков и в драбодан пьяного папаню и взвыл, как сирена пожарной машины.
Пока Настя успокаивала Ваську, компания разместилась с удобствами в кухне. Из холодильника извлекли остатки сыра и колбасы, банку квашеной капусты, а из портфеля одного из гостей бутылку водки. Настя хотела, было, отобрать бутылку, но мужики укоризненно на нее посмотрели, а Федя почти трезво сказал:
– Ну, что вы, барышня, это ведь уже не пьянства для. Это уже лекарство.
Настя махнула рукой и ушла в комнату.
Гости отползли глубокой ночью. Удивительно, что они не остались ночевать. А Настя, которую все это достало до печенки, была готова к решительному разговору.
Но утром Никитос предстал перед ней в таком разобранном виде, что говорить с ним о чем-то было бесполезно. Настя слышала, как он всю ночь стонал и ворочался, пытался встать, и снова заваливался на диван. Под утро практически на четвереньках Никитос сползал в туалет, а когда вернулся, не стал ложиться на диван, а устроился на коврике.
Отца семейства Волковых трясло крупной дрожью, на лбу у него выступила испарина, а глаза открыть до конца он не мог – смотрел на белый свет сквозь узенькие щелочки.
– Очнулся? – спросила его Настя.
Никита хрюкнул в ответ что-то нечленораздельное, дрыгнулся, словно судорога пробежала.
Настя, хоть и видела все эти мучения пьяного организма, высказала дражайшему супругу все, что о нем думает, и пригрозила: если это не кончится, то она отправит его к маме.
– Не надо к маме, – щелкнув зубами, попросил ее супруг. – Настя, мне плохо. Помоги!
– Как?! Пьешь ты, а не я!
– Насть, мне выпить нужно…
– Дожили! Опохмеляться взялся! Ты что делал эти три дня?!
– Пил.
– Без остановки?
– Без. Насть, мне выпить надо. Я умру сейчас!
– Извини, не запасла!
– Насть, ну, сходи, а?!
– Дожили! Нет, Волков, не ходила и не пойду.
– Насть, я умру!
– Умри! Хоронить дорого, зато на раз!
Настя прервала бессмысленный разговор и ушла на кухню греметь кастрюлями.
– Насть! – Никита возник в дверном проеме, напугав своим жутким видом жену. – Надо что-то делать, я, кажется, заболел.
– Не сегодня заболел. Ладно, надо лечить.
– Правда? – встрепенулся Волков. – В магазинчик сходишь?
– Нет! Доктора приглашу!
– Настюш, не надо доктора, а? Я может сам, как-нибудь, а?
– «Сам» не получится, – Настя уже листала старую газету объявлений, которая на всякий случай всегда лежала в ящике кухонного стола. Потом подвинула к себе телефон и принялась названивать.
Никитос, как побитый пес, сидел на краешке кухонного дивана, и дрожал. Настя смотрела на его кожу, покрытую пупырышками, растрепанные волосы, трясущиеся руки. «Вроде, еще вчера был нормальный мужик, красивый и сильный. А сегодня слизняк какой-то серого цвета. И воняет, как…»
– Насть, а если я согласия не давал, тогда как? Это ведь дело-то добровольное! – Никита икнул, вздрогнув всем телом.
– Ну, ежели не давал, то собирайся немедленно, и к чертовой бабушке. К тете Эльзе и к маме, в деревню, – пусть они на тебя любуются. А мне и так тяжело, еле везу весь этот воз, а тут еще ты… Так что? Ты до сих пор не даешь согласия? – Настя была настроена решительно, и уступать не собиралась. Доуступалась уже, хватит!
– Даю, – Волков тяжело вздохнул, и подвинул к себе стакан с водой.
