– Это нормально, – сказал он, – что на бумаге будет большой объем. Ограничения действуют только на устное изложение доклада. Записывай всё, что у тебя есть, а что из этого осветить на конференции, мы обсудим позже.
И в этом тоже была моя ошибка. Я так озадачилась регламентом в десять минут, что решила весь устный доклад уместить на двух листах, и совсем не подумала, что в печатном варианте ограничений по страницам нет.
Я поблагодарила Шандора за помощь и развернулась к своему столу. Солнечные лучи изрядно нагрели мне спину, и я хотела пересесть на другой ряд, но, заметив в небе облака с характерными для дождя кудрями, которые скрыли от нас солнце, подивилась точности прогноза погоды и осталась на месте.
Закончив с набросками, мы покинули читальный зал, потому что людей в нем прибавилось, и наше шептание вызывало недовольство. Шандор предложил спуститься в фойе и внизу доработать мои записи, разделив доклад по ним на несколько частей. Его участливость казалась искренней, и я не стала скромничать и согласилась.
В холле Шандор отказался сесть на лавку, и мы пристроились возле окна, потупив взоры в мои бумажки. Он начал объяснять, что я должна осветить в каждой из частей, и как выделить в них главную мысль, чтобы заинтересовать слушателя. Я доверяла его богатому опыту и жадно вникала всем рекомендациям, делая на весу поправки в тексте и расставляя акценты.
Мы перешли к выводам и анализу, когда послышался стук в окно. Одновременно повернув голову, мы обнаружили, что на улице пошел дождь.
– Вот это сюрприз, – произнес Шандор.
– Ты с зонтом?
– Нет.
– Может, он ненадолго.
Вместо ответа он пожал плечами и вернулся к моему докладу.
Непогода разыгралась не на шутку, и в здание то и дело забегали молодые люди, у которых не оказалось при себе зонта. Одни из них злились на стихию, нервно стряхивали с одежды капли, словно избавляясь от назойливого жука, другие хохотали и не выглядели пострадавшими. Они сдавали намокшие плащи и куртки в гардероб, и его работница недовольно бурчала, что ей некуда вешать их мокрые одежды. И пока они разбирались, как им поступить, уборщица вооружилась тряпкой и стала махать ею из стороны в сторону, смывая следы грязи, которую нанесли вновь прибывшие.
Добравшись до нас, она стала ворчать, что шли бы мы лучше в зал или куда подальше и не мешали ей работать. Это была женщина предпенсионного возраста с пышными формами, одетая как типичная уборщица: синий халат, белый платок на голове и резиновые тапки – с отображением всех тягот жизни на лице и вступить с ней в конфликт – всё равно, что накликать на себя беду.
– Шандор, может, мы сходим в кафе и там закончим? Я жутко проголодалась, и не отказалась бы от обеда.
Он напряжено посмотрел на меня и насупился, словно я предложила что-то непристойное. Что не так? Думает, я с ним заигрываю?
– У меня есть зонт, если твои сомнения в этом. Я провожу тебя до остановки, если дождь не закончится. Тебе в какую сторону?
– До университета.
– Ты живешь в общежитии?
– Нет, рядом. Нам не по пути.
Неужели ему известно, где я живу? Откуда?
– Ничего страшного. Я провожу сначала тебя, потом уеду сама.
Он не спешил соглашаться и посматривал в окно. Нет, кафе определенно не входило в его планы. Да и я, по всей видимости, тоже. В своей попытке сблизиться с ним, я очевидно, перегнула палку. Его хмурый взгляд с ярко выраженным неодобрением блуждал с уборщицы на окно, и снова на меня, и я, осознав, что выгляжу чересчур навязчивой, стала гадать, как вернуть ему радушие и расстаться добрыми друзьями.
