Шукалов хотел что-то добавить для поддержания темы беседы, но их отвлек офицер – начальник эшелона, почти бегом мчавшийся вдоль поезда и на ходу бросивший в адрес старшины фразу:
– От вагонов не отлучаться! Сколько стоять будем – не знаю.
Все, кто к моменту появления офицера успели покинуть вагон, едва смогли поприветствовать его согласно устава, хотя в данный момент от них это особо и не требовалось, в виду близкой демобилизации. Солдаты дружно начали покидать теплушки, разминаться после ночного сна, приходить в себя после мерной и шумной раскачки движущегося поезда и поправлять на себе гимнастерки, застегиваясь на все пуговицы и поправляя ремни. Посыпались обычные разговоры, полились шутки над оставшимися в вагоне или не расторопными товарищами, зачиркали спички, потянулся махорочный дым. Шум от только что покинувших свои места и вышедших на улицу людей почти моментально стих, как только все увидели растянувшуюся вдоль эшелона колонну пленных гитлеровцев, торопливо шагавшим за конвойным.
Солдаты молча сопровождали взглядами своих бывших врагов, хмурясь, кусая губы и сужая веки под сходящимися к переносицам бровями.
– Мне бы мой пулемет сейчас, – тихо процедил один из них, когда вереница пленников начинала скрываться между полуразрушенными зданиями недалеко от перрона.
– Остынь, Васька! – почти также тихо осек его старший по возрасту и званию солдат. – Навоевались уже. Хватит! Домой едем.
Шедшие на расстоянии нескольких железнодорожных путей от стоящего эшелона гитлеровцы, заметили на себе пристальные взгляды выпрыгивающих из теплушек солдат. Многие из пленников, едва увидев лица бойцов Красной Армии, сразу же отворачивались или просто начинали смотреть себе под ноги, приобретая испуганный вид. Некоторые из них, не то и в самом деле, не то, став такими за время пребывания в плену, выглядели отрешенными и равнодушными к происходящему вокруг. Но были и такие, кто не смотря ни на что, гордо вышагивал, расправив грудь и плечи, словно не был повержен и пленен. Но даже они сторонились злобных взглядов со стороны победителей, проделавших длинный путь из окрестностей Берлина до самого Орла, на протяжении которого они могли лицезреть только пепелища и руины на всей территории своей Родины.
Разгоряченный увиденной картиной шествия немцев и раздосадованный от отсутствия в руках оружия молодой воин хмуро посмотрел на осадившего его и, громко сплюнув на землю, отвернулся, наклонившись и уставившись себе под ноги. Скулы его заходили от волнения, зубы заскользили по губам, покусывая их. Чтобы хоть как-то успокоить себя, солдат положил руки в карманы галифе, а потом, немного постояв, быстро запрыгнул обратно в вагон, спрятавшись от товарищей и увиденного.
– Не он один такой, – почти шепотом сказал Иван старшине. – Сейчас у многих нервишки шалили.
– Да я бы и сам их голыми руками, – процедил в ответ собеседник. – Такого за четыре года повидал, а натерпелся сколько. Да не мне тебе говорить.
Он посмотрел на Шукалова и чтобы переключиться на другую тему предложил ему:
– Давай лучше, Федосеевич, мы с тобой за кипяточком сходим, пока начальник эшелона отсутствует.
Пропустив прогрохотавший мимо них товарный поезд, окончательно скрывший от солдат колонну гитлеровцев, они спешно перемахнули через пути и, старательно оглядываясь по сторонам для избежания встреч с армейским патрулем, направились в сторону одного из строений, по виду напоминавшего контору путевых рабочих.
