Только тогда семейная жизнь Ивана Шукалова наладилась. А любимая супруга его, наконец, подарила ему сначала дочку, а потом и сына. А вскоре и вовсе перестал быть многолюдным старый фамильный крестьянский дом, построенный когда-то дедом молодого хозяина. Ушли из жизни один за другим родители Ивана, работящие сельские труженики, посвятившие свои жизни деревенским хлопотам и воспитанию своих детей и внуков и, прилично пожившие, по меркам того времени, на белом свете. С тех пор семья Ивана, состоявшая из него самого, супруги и двух ребятишек, зажила самостоятельно, вливаясь во все царившие перемены в экономическом устройстве большой страны.
Вагон затрясло, сомкнулись шедшие в сцепке теплушки, заскрипели тормозные устройства. Поезд начал замедлять ход. Реже стали стучать колеса. Кто-то из солдат, явно решивший покурить или подышать свежим воздухом, приоткрыл расположенное под потолком окошко. Немного резкий свет поднимающегося на востоке солнца начал проникать в вагон, падая на лица еще крепко спящих людей, вынуждая некоторых хмуриться и морщить лицо.
Едва задремавший от навалившихся воспоминаний Иван пробудился и, приподнявшись на локтях, стал смотреть в сторону того, кто с любопытством вертел головой в приоткрытое окно, явно разглядывая что-то с той стороны. Решив больше не тешить себя попытками провалиться в небытие и, на этот раз выспаться, Шукалов слез с нар, и несколько грубо поправив на себе форму, переместился поближе к уже не спавшему товарищу. Тот уже начал скручивать из обрывка газеты самокрутку, ловко работая пальцами, чтобы бережно хранимый в кисете табак не просыпался и весь был использован по прямому назначению. Кивнув Ивану в знак приветствия, он предложил ему сделать то же самое. Тот ничего не ответил и только ближе стал прижиматься к окну, стараясь рассмотреть происходящее за пределами вагона. Еще не адаптировавшиеся к солнечному свету глаза его часто заморгали и покрылись небольшим количеством влаги, почти мгновенно испарившейся от скользнувшего по ним попутного летнего ветерка, повеявшего на солдата запахом родных мест.
Его он не мог ни с чем перепутать. Именно такой аромат был у его родины. Именно так пахла земля и природа кровного края, к которой он привык с самого детства, постоянно работая в поле, на земле. Иван несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь помедленнее удалять из легких воздух. И лишь дым самокрутки товарища перебил ему поток удовольствия.
– К твоему дому скоро подъезжать будем? А, Вань? – хитро посмотрел на Шукалова куривший старшина, невольно кривя изуродованным шрамами лицом.
– Да, – выдохнул солдат, – сегодня, должно быть, я вас покину.
Он еще раз начал обводить глазами открывающийся пейзаж, уже не морщась от света встающего солнца. Мимо железнодорожных путей, по которым мерно отстукивали колеса вагонов, потянулись перелески, нераспаханные поля, многочисленные поломанные, словно спички, стволы деревьев. Потом появились вереницы траншей с уже наполовину обвалившимися стенками. Потянулись целые поля заросших травой воронок от бомб, мин и снарядов, что казалось незаживающими ранами на плодородной земле этих мест. А на небольшой возвышенности стали видны уцелевшие печные трубы, напоминавшие о когда-то стоявших на их месте сельских домах и процветавшей в них жизни.
Возле одной такой трубы Иван увидел неспешно возившуюся женщину, одетую так, как в сельской местности могут одеваться только старухи. Но именно возле нее, периодически склоняясь к земле, копошились маленькие дети, также облаченные в подпоясанные балахоны из материала типа мешковины. За их спинами проглядывалась некая хибара высотой не более человеческого роста, видимо наспех построенная из тех материалов, что были подобраны обитателями бывшей деревни, на месте когда-то стоявших здесь домов и уцелевших солдатских землянок, признаки наличия которых были часто видны.
