Когда Жребий падёт на тебя - страница 21
– А вот ещё, – кричит он в запале: – Идёт милиционер, а навстречу ему…
– Иван, прекрати.
– Чего, прекрати? Вас уже нет полчаса. Этот молчит. А мне что делать?
– Всё. Наши гости уходят. Проводи, я лягу.
И только я это говорю, из нашей спальни раздаётся грохот. Младший лейтенант икнул и сделался бледным.
– Землетрясение, – орёт он, но спазм сдавил горло, и получается какое-то сипение.
– Спокойно, офицер, ничего страшного, это ещё один феномен. Идёмте, я покажу. – Я подхожу и открываю дверь в спальню. Звук катаклизма многократно усиливается.
– Вот, посмотрите, – подзываю плюгавого. Приходится кричать. Тот с опаской выглядывает в дверной проём. Обычная нищенская обстановка обычной комнаты в обычной «хрущёвке». Всё обычно, кроме грохота и сотрясения пола. Из обычной комнаты раздаются, совсем необычные звуки, будто проснулся весь дом и начал потягиваться и урчать, как кошка, если бы эта кошка была размером с дом. Лейтенант, стараясь не смотреть мне в глаза, поворачивается на негнущихся ногах и идёт к выходу. Иван открывает входную дверь, и злосчастные посетители с видимым облечением покидает наш дом. Ещё одна легенда для пэпээсников.
– Пронесло, – говорит Иван, когда грохот стихает, – Извини за балаган, но я чувствовал себя Коровьевым>6.
– Не думал, что будет такой резонанс.
– Да уж. А ты случаем никого не замокрил?
– Ты что? Я был очень даже мягок. Но средние телесные я им нанёс. Скорее всего, по «Скорой» они на нас и вышли. Когда к тебе на участок заявляется куча травмированных, хочешь не хочешь, а в полицию сообщишь. А ты что это так на них набросился? Испугался?
– Мне–то чего бояться? – фыркает Иван, – Это ты там был, а не я.
– Меня никто не видел.
– Ага, а таксист?
– Было темно, и я прятал лицо. Было уже поздно или, скорее, рано. Его внимание в это время суток было рассеяно, к тому же, скорее всего, когда я подошёл к нему, он спал по обыкновению таксистов. Я, кстати, тоже поспал бы. Совершенно валюсь с ног. Как там Алиса?
– Да вроде ничего. Спит.
– Пойду и я.
Я захожу в спальню, падаю на тахту и не чувствуя удара о простыню, проваливаюсь в глубокую пропасть сна.
29 августа, 1:22.
Я просыпаюсь от того, что очень тихо. Я спал крепко, значит, грохот пропал. Некоторое время лежу, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Тихо и спокойно. Я уверен, что коридоры между мирами исчезли, а вместе с ними исчез и полтергейст. Свет от фонаря освещает комнату сквозь не зашторенное окно. Я чувствую, что мой мочевой пузырь скоро лопнет. Встаю и выхожу в прихожую, отметив, что Ивана нет на его спальном месте. Я прохожу к туалету, зажигаю свет и вижу, что Эдик исчез и ковёр, коим был накрыт наш снежный человек, накрывает пустоту. Всё, духи оставили нас в покое. Пока я облегчался, я услышал звуки из комнаты Алисы. Вроде бы разговор. И смех. Видимо, Иван там, развлекает гостью. Смех – это хорошо. Смех делает страшное нестрашным. Он уничтожает зло. Превращает его в ничто.
Стучусь и вхожу. Алиса сидит на разложенном диване, укутавшись в одеяло, несмотря на довольно тёплую ночь. Она смеётся, морщась от боли в рёбрах, а Иван, стоя посреди зала, показывает пантомиму. Они играют в "крокодила". Выглядит сюрреалистично, в последние три дня я видел Алису, когда она или была без сознания, или спала.
– Привет, – говорит она, – спасибо, что помог.
– Привет, – говорю. – Всё – кончился полтергейст.
– Наконец-то! – в голосе Ивана неподдельное облегчение, и я его понимаю, – Теперь можно будет поспать по-человечески.