– Ким, Ким, послушайте: я не имею права рассказывать вам то, что не относится к нашей работе. Думаю, вас проинформируют обо всём. Извините.
Бесполезно спрашивать Ирину Ивановну и о причинах его амнезии. В первые месяцы на «Талеме» Ким много раз обсуждал эту проблему со Стеллой, но она, как и другие сотрудники, не знала ничего о личности Кима и его предыстории. Не знала даже, настоящим ли является имя Ким: все сотрудники «Талема» имели псевдонимы, и вряд ли он был исключением. Стелла лишь говорила, что у Кима наблюдается диссоциативная амнезия, связанная с сильной психологической травмой, которая повлекла потерю биографической памяти: явление редкое и до конца не изученное.
– Как же мы можем вам помочь, если не имеем доступа к вашему досье? – объясняла ему Стелла. – К сожалению, сейчас это невозможно. Мы не уполномочены.
Ким допускал, что незнание Стеллы было искренним. Зачем, в конце концов, посвящать штатного психолога в детали биографии перцептора, если они не влияют на его работу, потому что недоступны ему? Все разговоры на эту тему сводились лишь к универсальной формуле – так даже лучше. Стелла считала, что потеря памяти обратима, но раз за за разом подчёркивала бессмысленность её лечения на «Талеме»: ограждённый от прошлого опыта, Ким лучше фокусировался на задачах.
– Память к вам непременно вернётся, – убеждала его Стелла. – Современные технологии позволяют лечить практически все типы амнезии.
В конце концов, Ким согласился с ней. Иногда его мучили мысли о семье, которая, вероятно, у него была, но поскольку мысли эти были беспредметны, он не ощущал их режущего трагизма. По вечерам, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из своей прошлой жизни, он, как правило, просто засыпал. Скоро эти упражнения превратились в рутину, вроде пересчёта барашков, и Ким в самом деле не понимал, для чего ему знать свою биографию. И всё же желание вспомнить прорывалось.
– Как думаете, память ко мне вернётся? – спросил он Ирину Ивановну.
Несколько секунд Ирина Ивановна молчала, чуть склонив голову и, вероятно, пристально глядя на Кима: любопытный блик скользил по её визору. Наконец, она сказала:
– Я думаю, что память к вам непременно вернётся. Но лучше, если это произойдёт не сейчас. Не каждый способен выдержать изоляцию, но вы прекрасно справляетесь и показываете высокие результаты. Амнезия избавляет вас от того, что вы не в состоянии изменить.
Между строк читалось: с учётом совершённого вами это ещё не худший вариант.
* * *
Сидя в углу дивана, Ким соскальзывал в дремоту. Он лениво наблюдал за Одри, сидевшей с другой стороны. Драма, которую она проигрывала внутри, отражалась на её красивом лице трагическим изгибом губ.
Синяя бабочка влетела в гостиную, вышивая по воздуху стремительные иероглифы, словно уворачиваясь от артобстрела. Её зигзаги были поступательны, и, миновав комнату, она села на противоположной стене возле игольчатого светодиода. Крылья отбрасывали несуразную тень, стекавшую вниз бесформенной кляксой.
Настоящая она или нет? Ким хотел поднять визор, чтобы удостовериться в её подлинности, но тогда исчезнет Одри, а с ней – вся прелесть этого вечера. Какая, в сущности, разница? Бабочка прекрасна. Она принесла на своих крыльях контрабанду синего цвета, столь редкого на острове, где небо триста двадцать дней в году затянуто бесцветной дымкой.
– Ты видишь? – тихо спросил он, указывая на бабочку.
