Только в более осознанном возрасте я понял суть их бездействия. Никто не хотел скандала. Обратись они к врачам, история всплыла бы в прессе, опозорила семью. Среди нетитулованных есть много охотливых до таких историй журналистов. Может, именно поэтому за мою жизнь боролся личный семейный врач, о чём я узнал от него на очередном осмотре, ведь смерть младенца также не устраивала отца. А может, родители просто боялись клейма «сумасшедшей» для одной из своих дочерей. Это могло поставить под удар замужество каждой из поколения.
Как бы там не было, пословицу «молчание – золото», они восприняли буквально и на свой, не очень выгодный для меня, лад. Поэтому я всегда ношу скрывающую тело одежду, перчатки и силиконовую накладку на половину лица. Никогда не появляюсь на семейных фотографиях и большую часть времени провожу в своей комнате. Школа и разного рода мероприятия для меня под запретом, отрадой служит домашнее обучение с некоторыми коллегами отца.
Вспоминая эти и другие мало радостные события прошлого, я совсем расстроился и прикрыл единственный настоящий глаз. Путь до поместья был неблизкий, картеж из шести машин плёлся на зависть улиткам. Казалось, пешком сталось бы быстрее, но по статусу не положено.
Не позволяя эмоциям взять над собой верх, я переключился на воспоминания о пылающем кресте. СМИ ещё долго будут обмусо-ливать эту тему. Скорее всего, она обрастёт легендами и попадёт на всевозможные мистические сайты. Церковь и сама не упустит возможности выдать это за предупреждение людям от Бога, а может и от дьявола. В любом случае, ситуация сомнительная и ни одного учёного не подпустят к этой загадке. Потому что правда не продаётся и, чаще всего, просто не интересна людям.
Если рассуждать логически, то возгорание некоторых химических элементов может подарить взору синее или сине-зелёное пламя. Те же самые углероды: жар их пламени является холодным. Но что послужило причиной возгорания? Да вряд ли были соблюдены все условия полу-чения такой реакции.
Машина замедлила ход, мы подъезжали к поместью. Я приоткрыл окно и выглянул на улицу, получив несказанное удовольствие от легкого, чуть прохладного ветерка. Вот только поджидал наше се-мейство не только он.
У ворот собралась приличная толпа журналистов, разглядывающая гербованые авто. Они наперебой озвучивали свои дурацкие вопросы, не позволяя первой машине проехать. Теперь и тут застрянем. Однако быстро добрались. Не удивлён, ведь это их хлеб.
Засмотревшись на происходящее, я далеко не сразу заметил одного из работников жёлтой прессы, подобравшегося к машине.
– Господин Салазард, Вы ведь были очевидцем случившегося, как прокомментируете это событие? Неужели Бог не принял Вашего брата во служение? – радостно, громче, чем следовало, затараторил усатый журналист. Но когда наши взгляды встретились, побледнел. – Что у Вас с лицом?
Я скрылся в авто, практически отпрыгнув в сторону. Он видел! Видел! Если бы не эта жара!
Стекло авто поднималось слишком медленно, и журналист прак-тически просунул в убывающую щель свою любопытствующую физиономию.
– Господин Де Круэлвей, что с Вами? Расскажите! Это как-то связано с самовозгоранием креста?
Меня будто парализовало. Руки тряслись. Даже вдох давался с трудом. Он меня видел!
Помогите…
Отец меня убьет. Совершит то, чего так желает Селеста.
Господи, хоть кто-нибудь!
Послышался глухой удар. Тот самый слуга, что ранее придерживал для меня дверь, без тени сожаления заставил журналиста пригнуться к земле. Последний закашлялся и, получив новый удар, вовсе слег.
