Пойдешь со мной. Ты, – кивок в сторону Гульмана, – поможешь убрать эту падаль. Имелись в виду трупы дакойтов.
Тюремщики перешагнули порог камеры, а я задержался, чтобы спросить Гульмана:
Почему ты помог мне?
Пуштун на миг задумался.
Сааб хорошо держался.
Улыбнувшись, приоткрыв испорченные зубы.
Сааб руси, я люблю твою страну. Учился у вас на врача.
Моя изумленная физиономия заставила его пояснить:
Был доктором в Балакоте. Давно это было. Прощай. Я пожал ему руку, твердую как деревяшка.
Ну, хватит болтать! – вмешался надзиратель.
Он схватил меня за шиворот и вытащил в коридор.
Воняет от тебя, как из задницы у буйвола…
В конце коридора мы свернули налево и вышли в тюремной двор. На противоположной стороне находился офис администрации. За письменным столом, широким как палуба авианосца, восседал начальник тюрьмы. Энергичный, затянутый в полковничий мундир, он мог бы выглядеть грозным и уверенным в себе, если бы не легкая растерянность во взгляде. Возможно, она объяснялась присутствием в комнате другого человека: в кресле для посетителей развалился Али Азгхар Шах. По обыкновению, адвокат был элегантен и надушен. Белоснежный шальвар-камиз (традиционный пакистанский костюм − просторная рубаха и шаровары) отутюжен и накрахмален, из нагрудного кармашка торчит мобильный телефон. Азгхар Шах курил египетскую сигарету и стряхивал пепел на пол. При виде меня вскочил, принюхался, скорчил гримасу и повернулся к начальнику тюрьмы:
Помыть, переодеть, вернуть личные вещи и деньги.
Заметив, что полковник колеблется, добавил:
Я могу предъявить вам обвинение в незаконном задержании, пытках и действиях, наносящих ущерб отношениям Пакистана с зарубежными государствами. Вами может заинтересоваться Комиссия по проверке госслужащих.
…Когда мы подходили к машине, Азгхар Шах спросил, скорее для проформы: «В Исламабад?». И услышал изумивший его ответ: «В Музафарагхар!». К этому требованию адвокат отнесся скептически, однако вынужден был повиноваться: в конце концов, его услуги хорошо оплачивались, а клиент всегда прав. Он позволил себе лишь немного поворчать: «С Джаведами лучше не связываться… В этой стране полно мест, где труп может лежать годами».
…В Музафарагхаре не ожидали появления таких важных персон. Огромный «ниссан патрол» распугал куриц, буйволов, ослов и коз, которые бродили по главной улице городка. Собственно, это была и не улица вовсе – так, скверно расчищенное пространство между двумя рядами домов и лавок.
Пара зевак с готовностью вызвалась показать жилище Манзура, неказистое, обшарпанное. Отсутствие даже скромного сада, грубые бетонные стены, дверной проем без двери, все это внушало уныние. Мы переступили порог. Некрашеные стены, потертый синтетический ковер у шаткой кровати, в другой стороне – стол хозяина. На нем какие-то бумаги, пачка дешевых сигарет, разная мелочь. Сам Манзур сидел рядом, на ободранном диване – напрягшись и раскрасневшись. Парень растерялся, видно, ошарашенный приездом своего недруга, которому полагалось гнить в тюремной камере. Слова вырывались из него как воздух из проколотого шарика, который сдувают ритмичными нажатиями: «Не имеете права… Это мой дом… Частная собственность… Негодяй… Ты пожалеешь…».
Я не выдержал и с угрожающим видом шагнул к мальчишке, который с неожиданной ловкостью выудил из ящика стола черный предмет, оказавшийся пистолетом «ТТ». Местного производства, других здесь не водилось. Грубая работа, даже издали бросалось в глаза. В оружейных лавках такие пушки, изготовленные кустарями, стоили гроши. Иногда некачественная сталь не выдерживала, и оружие разрывалось прямо в руках.
