Вот это уж вряд ли… Мне оставалось лишь присматриваться, внимательно слушать и задавать вопросы, чтобы хоть что-то понять во всей этой неразберихе.
Мы въехали в деревню, и я отметила, что она очень даже милая. Покрытые соломой каменные домишки, немного мрачноватая церковь с яркими пятнами цветов под серыми стенами на главной площади и множество лавок с товарами. Но стоило нам миновать площадь и проехать чуть дальше, вид деревни изменился. Дома становились все хуже, появилась грязь, пристающая комьями к колесам телеги, а запах навоза был просто нестерпимым.
- Навозом смягчают шкуры, - Эдана усмехнулась, глядя на меня. – Поблизости находится лавка дубильщика.
Ага… понятно… Я обратила внимание, что здесь были и кузни, а это значило, что такие производства выносили на окраину деревни, где они бы не мешали запахами и звуками. И здесь, похоже, жили самые бедные жители поселения.
Хижина Бойда находилась на окраине в зарослях боярышника, и ее можно было обнаружить лишь по слабой струйке дыма, вьющейся из трубы.
Телега остановилась, и мы спрыгнули на мокрую траву. Господи, как можно жить здесь?
Хижина была низкой, с маленькими окошками, затянутыми бычьим пузырем, и с покосившейся крышей. Возле двери стояла скамья из прессованного торфа, бочка с дождевой водой и какие-то сельскохозяйственные инструменты.
Бойд распахнул двери, и мы вошли в полутемное помещение, пропитанное запахами пищи, дыма и крови.
Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидела двух ребятишек, жавшихся к теплой стенке очага, в котором догорали дрова. Они были испуганы и, завидев нас, начали тоненько подвывать, пряча острые коленки под длинные рубахи.
Со стороны кровати послышался слабый стон, и Эдна направилась туда.
- Бойд, возьми ребят и идите на улицу, - распорядилась Маири. – Нечего вам тут делать.
Мужчина и не думал перечить, он накинул на мальчишек одеяло и вывел их из хижины.
Я не стала стоять как истукан, а занялась делом. Сначала я раздула огонь и подкинула в очаг еще дров, потом вылила в большой котелок воду из ведра и отправила ее на огонь. Обнаружив большой сундук в самом углу комнаты, я открыла его и вытащила оттуда несколько чистых простыней.
- Молодец, девочка, - шепнула мне Маири и попросила: - Достань из корзинки ячменный самогон, мне нужно обработать руки.
Я заглянула в корзину, полную всяких снадобий, и, увидев глиняную бутылку, выдернула пробку. На меня пахнуло спиртным, и я поморщилась – вот он, предок виски…
Пока Маири мыла руки, а Эдана что-то варила в небольшом черпаке, я подошла к кровати, и мое сердце сжалось от жуткого зрелища. Роженица совсем измучилась. Ее глаза закатились, кожа приобрела синюшный оттенок, а изо рта вместе со стонами вырывались хрипы. Бледные, скорченные пальцы сжимали одеяло и с каждым приступом боли судорожно тряслись. Она вдруг открыла глаза и уставилась на меня потухшим взглядом.
- По-мо-ги-те…
- Сейчас, дорогая, сейчас… - рядом появилась Эдана с кружкой и, приподняв голову женщины, приказала: - Пей, если хочешь, чтобы все это закончилось.
Бедняжка принялась жадно пить то, что предлагала ей тетка, и коричневые струйки потекли по ее подбородку и шее.
- Вот так… - Эдана вытерла ее лицо полотенцем и поправила подушку. – Сейчас боль утихнет.
Подошла Маири и ощупав живот женщины, поцокала языком.
- Он лежит поперек. Это очень плохо. Что ж, мамочке придется потерпеть, а этого сорванца мы сейчас достанем.
