– О чём задумался, милый, хочешь печеньку? – Катенька ласково похлопала меня по плечу. – Я ещё вот о чём тебя попросить хотела: ты меня из пистолетов стрелять научишь? А то в компьютере кур гасить как-то уже не кудряво, понты не те, эффект дохлый и под коленками не щекотит…
– Как прикажешь, любовь моя. – Я сглотнул ком в горле, после попытки представить себе «гашёных курей» поспешив просто, тупо, с радостью согласиться. А то ещё и меня запишет в эти… не в те понты…
Поэтому я быстро достал из-за пояса тульский пистолет и протянул ей.
– Заряжено? – с восхищённым придыханием Катерина осторожно взяла оружие двумя руками. – Если вот сюда нажму, выстрелит, да?
– Э-э нет. – Я с лёгким холодком вдоль спины отодвинул пальцем дуло, нацеленное мне в живот, и пояснил: – Сначала надо вот так взвести курок, потом выбрать цель, вот так вытянуть руку и…
– Учи, учи меня, снайпер. – Она взглядом обводила стены в поисках подходящей мишени. – В принципе так, особо ничего не жалко, если стену не слишком разнесет, могу пожертвовать: часами, календариком, дурацкой тарелкой с кошками, вон той фоткой в рамочке (типа мой однокурсник, два раза поцеловались, потом он слинял), кружку тоже можно грохнуть, в красного зайку стрелять нельзя, его на день святого Валентина подарили, мелочь, но дорога как память… А у тебя с собой ничего ненужного нет? Ну ладно, тогда хочу вон в тот картонный ящик со старыми…
В этот момент маленькая чёрная коробочка, лежащая рядом с ноутбуком, издала такой леденящий душу вопль, что я невольно подпрыгнул вместе с табуреткой.
– Ты чего, Иловайский? Это же обычная эсэмэс… – Катя схватилась левой рукой за сердце. – Ой, мамочки… у меня аж всё опустилось… Нельзя же так людей пугать, зайчик мой…
И, видимо, всё-таки нажала на курок. Грохнул выстрел! Храбрая Хозяйка с визгом отбросила дымящийся пистолет и перепуганной кошкой прыгнула мне на руки. Не очень удачно… В том смысле, что я косо сидел на краешке табуретки и потому не удержал равновесие, в результате чего мы навернулись уже оба. Причём я особенно неудачно…
– Живой? – интимным шёпотом спросила несравненная моя Катенька, сидя у меня на животе, компактно поджав ножки и обхватив руками колени.
– Да-а, – с трудом выдохнул я, припоминая недавнюю ситуацию с бесом.
– Тебе не тяжело?
– Не-э…
– Вообще-то я не так давно взвешивалась. Было сорок два кило. Ну это с одеждой, а без неё… Ладно, прости, вру, во мне все сорок пять.
– Да ну-у?..
– Честно, – горько вздохнула она и жалобно спросила: – Я жирная, да?
– Не-э…
– Вот только обманывать меня не надо, а?! Говорю – жирная, значит, жирная! Нет, в талии так ничего, и бёдра без целлюлита, а вот на боках… Вот, видишь? Слой жира! Или тебе не очень видно снизу?
– Ага-а…
– Слушай, а ты чего всё хрипишь так? Я тебе ничего не сломала? Может, чем-то помочь надо? Ты только скажи, я сразу…
– С пуза сле-э-эзь… – кое-как выпросил я.
Катя ойкнула, быстро встала и, потянувшись до выразительной скульптурности (или скульптурной выразительности), протянула мне руку.
Я нежно сжал её узкую ладошку и тоже поднялся. Совсем от красоты девичьей голову потерял, а она вон только что не ездит на мне, но сидит уже прямо как на диване! А я-то хорош тоже, право слово, всё ей позволяю ради улыбки одной, ради взгляда приветливого, ради слова нежного, ради…
– Иловайский, тебе не пора? – Возможно, у меня на лице отразилось всё и сразу, потому что Катенька тут же мило покраснела и попыталась исправиться: – Нет, я тебя не гоню, ты ж ещё и глюкозу в таблетках не попробовал! Вот, я целую упаковку тебе приготовила, возьмёшь с собой, у вас на Дону такие витамины редкость. Соси по одной два раза в день. Можешь Прохора своего угостить. Ему от меня привет!
