Нойда скинул с плеч ременную петлю, потянулся и крикнул:
– Эй, добрые люди, отзовитесь! Отворите ворота!
«Добрые люди» отозвались так быстро, словно сидели в засаде с другой стороны тына. Над воротами показались испуганные лица.
– Ты кто такой? – послышался окрик, полный изо всех сил подавляемого страха.
– Здесь живет род почтенного Кадая? Я друг и побратим Вархо, сына его! Шел мимо, думаю – дай навещу… А по пути, глядите, что нашел!
Нойда указал на сани. Из-за ворот раздались взволнованные возгласы.
– Да это же сани Койвы, кузнецовой сестры, – выпалил кто-то. – А на них сам кузнец!
– Не успел, значит, до реки засветло добежать…
Нойда про себя отметил, что его догадка подтвердилась.
– Пустите, пустите! – послышался женский голос, и над воротами возникла голова в синей бабьей шапочке. – Что с братом? Жив?!
– Вчера еще умер, – ответил нойда. – Загрызли его.
За воротами застыла тишина. Потом послышалась возня и нестройный топот. Похоже, охранники в страхе разбежались.
– Дурачье! – громко выругался кто-то. – Койва, забирай брата! Завтра устроим ему честное огненное погребение…
– Боюсь, – отозвался плачущий женский голос. – А ну как встанет? Пусть до утра за воротами полежит…
– Опять волков приваживать? Собак и скотину перетаскали, теперь еще мертвецами их кормить будем?!
Нойда озадаченно слушал перебранку. Наконец створка приоткрылась, наружу выскользнули женщина, за ней двое мужчин, помоложе и постарше. Молодые мужчина с женщиной затащили сани внутрь и исчезли. Третий, тот, что в годах, обернулся в воротах и строго спросил у нойды:
– Правда ли, что Вархо с тобой побратался?
– Богами клянусь, – склонил голову нойда. – Сам знаешь, почтенный, таким не шутят.
– Я его отец, Кадаем зовут. Ну что ж, проходи… названый сынок…
– Почему у вас собаки не лают? – задал нойда давно занимавший его вопрос, когда они, пряча лица от колючего ветра, направлялись к просторному двору старейшины.
– Не осталось у нас собак. Всех волки сожрали.
– Да быть не может. Всех?
– Зима была жестокая, – буркнул Кадай. – А волков в наших лесах просто тьма. Сам видишь, за ворота нос высунуть боимся…
«Что же, значит, волки и кузнеца загрызли?» Нойде припомнилась кровавая расправа над скотиной на постоялом дворе. Волчий череп над воротами…
Изба Кадая оказалась просторной и длинной, приподнятой над землей на столбах, с дерновой крышей. Мох, который для тепла прокладывали между бревнами, медленно колыхался под ветром, словно стены избы заросли косматой бородой. Кадай и его гость прошли внутрь через холодные сени в теплую сумрачную горницу с низким потолком. Внутри пахло дымом, грибами и вареной капустой. Нойда поклонился очагу и божнице с куколкой Матери-Березы. Вошедших приветствовали поклонами три женщины. Одна была явно дочь Кадая – пригожая девица с длинной, пепельно-русой косой, в вышитой рубахе и нескольких юбках, надетых одна поверх другой. У двух других волосы были убраны под гладкие шапочки замужних и перевязаны за спиной лентами. Та, что постарше, в строгом синем платье, держалась как хозяйка. Молодая ходила опустив голову и одета была в старушечий некрашеный наряд, похожий на длинную мужскую рубаху. То ли батрачка, то ли бедная родственница…
– Проходи, названый сынок, – буркнул Кадай. – Вархо нет – будь за него…
– А где он? – спросил нойда, когда женщины принялись накрывать на стол.
