Колдуны - страница 17



Удивление Тома тут же распространяется на столь же абсурдную, как у соседки, внешность соседа. Прежде над живой изгородью шелестел его сочный голос, но Том впервые увидел собственными глазами мужскую половину этой семейной пары. Расшитый жилет с замысловатым рисунком насыщенных синего и красного цветов, прикрывающий свободную льняную рубашку. Узкие розовые брюки. Верх ботинок кажется плетеным. А лысина у соседа клоунская – блестящий купол между двумя пучками ниспадающих на плечи ухоженных волос. Его белоснежная борода аккуратно подстрижена, как у драматурга эпохи короля Якова. Тонкие губы, обрамляющие ряд темных, нездорового вида зубов, влажно шевелятся. И, видимо, по умолчанию на лице настроено ухмыляющееся выражение.

Сбитый с толку Том переводит взгляд с соседа на соседку: ухмыляющийся мужчина, осуждающая женщина. Палисадник не больше десяти квадратных метров и огорожен с обеих сторон живой изгородью, так как же им удалось спрятаться? Или он был слишком занят, чтобы заметить соседей, пока те на коленях облагораживали цветочные клумбы?

Мужчина, по крайней мере, выдает что-то вроде улыбки. Том неуклюже поворачивается к нему.

– Гвоздики! – визжит женщина. – Вы топчете их!

Том замирает. Смотрит под ноги.

– Простите. Я…

– Там, где вы, все в порядке, – произносит мужчина и на цыпочках семенит между растениями к Тому. По обеим сторонам орехово-коричневой головы соседа развеваются и колышутся волосы, точно морские водоросли в каменном бассейне. Самоуверенное лицо оказывается нос к носу с Томом, холодные голубые глаза мужчины мерцают веселым презрением.

Том протягивает ладонь.

Вместо рукопожатия мужчина похлопывает Тома по пальцам. С неохотой.

– Я – Том. Моя жена Фиона и…

– Мы знаем, кто вы такие.

Краткий ответ приводит Тома в замешательство, и он тщетно перебирает в уме причины, по которым новые соседи могли расстроиться. Или подобное неодобрение они проявляют ко всем незнакомцам?

– Вам есть над чем потрудиться. – Мужчина кивает на дом Тома, при одном виде которого на его лице появляется презрительное выражение. В насмешке сквозит излишняя фамильярность, словно он повторяет здравый совет, к которому Том в первый раз не прислушался. Не утруждаясь тем, чтобы ради знакомства завести светскую беседу, этот нелепый персонаж, голова которого больше подходит для сцены в Стратфорде-на-Эйвоне[2], звучит вполне искренне.

Том чувствует, как неприятное тепло заливает кожу головы. На миг ему кажется, что каждый его волосок встал дыбом.

– Все это нужно было давно снести, – произносит женщина, и ее отрывистый говор вновь поражает своей неестественностью.

Том смотрит на сердитое лицо соседки, но от ее свирепого взгляда мысли превращаются в стаю перепуганных птиц. Он опускает глаза и сосредотачивается на подбородке женщины, морщинистом, точно грецкий орех. Том с отвращением смотрит на соломенную шевелюру, напоминающую перевернутую миску, и вспоминает картинку с рыцарем из детской книжки: тот снял стальной шлем, обнажив похожую щегольскую прическу. Уж не стригут ли соседи друг друга?

Теперь они оба пялятся. На него. В него. Смотрят и смотрят пронзительными голубыми глазами, пригвоздив Тома к месту, а он молча корчится, ощущая физический дискомфорт. У его соседей совершенно одинаковые глаза.

Перед его взглядом все плывет. Тому жарко, он задыхается, у него кружится голова, нервы шалят, и эти ощущения становятся невыносимыми. Из-за распаленного гнева краски сада кажутся ярче, пока не делаются запредельными.