Колхозник Филя - страница 2
– Петрович, ты знаешь, – прости… но, ведь, я тебя хотел прибить… – сняв кепку, он провел ладонью ото лба к затылку, словно хотел причесаться, и поднял на агронома ничего не выражающие глаза.
От такой неожиданности Владимир Петрович растерянно улыбался, и не знал, что ответить, – словно потерял дар своей речи…
Глава 2
Пока же Владимир Петрович в молчаливой растерянности стоит и собирается с мыслями, – мы тем временем заговорим немного о нем самом.
Ему было 33 года, высок, упитан, с крупными, но, в то же время, недурными чертами лица. Правда, его несколько портили покатые плечи, но все равно из-за своей в целом представительной наружности он пользовался неизменным успехом среди женщин, – хотя никогда и не носил усов. Если бы вы случайно встретили его на улице, то, наверняка, обратили бы на него свое внимание, а, может быть, даже попросили табака или на худой конец задали вопрос, который час.
Давно был женат, имел троих детей: два сына-школьника и маленькая дочь.
В свое время окончил сельхозинститут, имел комсомольское прошлое, состоял в партии, был прекрасным специалистом своего дела.
Однако, стартовавшая ракетой карьера Владимира Петровича (после института – секретарь райкома комсомола; затем, – в 26 лет! – председатель колхоза) в какой-то момент резко притормозилась, – будто вошедший в плотные слои земной атмосферы метеорит, – из-за его скандальной страсти к слабому полу, и что более существенно, – к выпивке, откуда, как известно, прямая дорога к декадансу. Он и сам не заметил, как безнадежно увяз в этой трясине разгульной жизни, – словно кролик в кольцах удава.
Поэтому на одном месте долго не задерживался: год-два – и его жена снова паковала нехитрый скарб. За четыре года он сменил три колхоза.
К тому же, эту досадную нестабильность усугублял заносчивый, но, вместе с тем, вялый характер Владимира Петровича; у него все как-то не получалось ладить с начальством. Он как бы по инерции продолжал мнить себя при дверях высоких должностей, – в то время как по вышеупомянутым причинам личного свойства его карьерный поезд давно скрылся за очередным поворотом судьбы, и на деле, когда вновь открывались его пороки, с ним переставали всерьез считаться даже на колхозном уровне. То есть, он жил в неком миру амбициозных надежд и иллюзий, на которых в реальности им же самим любовно взращенный зеленый змий давно поставил жирный крест. Но Владимир Петрович никак не хотел с этим мириться и, вместо того чтобы быть покладистым, упрямо и без нужды дерзил начальству: да, вы меня плохо знаете!.. вы де обо мне еще услышите!.. мы с вами еще кое – где встретимся!.. – и многозначительно кивал в ту сторону, где находился далекий областной центр…
Многие замечали, что ему во всем не хватало разумной гибкости. Его в этой части по-свойски не раз пытался «вразумить» дед Евгеньич, прошедший войну маленький сухой старичок, с огромной лысой головой, закончивший 4 класса церковно – приходской школы, всю сознательную жизнь работавший счетоводом, рассудительный и спокойный, – муж родной тетки его жены.
– Володя, ну, вот, ты, – как главный агроном, – скажем, остановил комбайнера, едущего прямо на своем «СК-4» ночью с молотьбы домой на отдых. Заглядываешь как бы невзначай в бункер, – а в нем он везет себе центнеров пять не выгруженной пшеницы, – так?.. Что ты ему скажешь?..
– Как – что?!.. – без раздумий запальчиво отвечал Владимир Петрович, – скажу: «А, ну, голубчик, поворачивай оглобли, – на ток, – выгружай народное добро! Еще раз поймаю – под суд отдам!»