Количество ступенек не имеет значения - страница 4
– Сью, сью, сью, – изо всех сил, – сью, сью, сью!
– Смотри, смотри, какое чудо! – сказала Нет с восхищением. – Тебе правда нравится? Я возвращаюсь домой, открываю, и мне становится легче.
Я взял шкатулку из её рук: маленькая зелёная птичка, раз за разом издавая звук, резкими движениями поднимала крылышки и голову. Круглая вешалка с тремя платьицами, портреты короля, поломанный вентилятор, жалкие удобства с тазиком и шлангом, изо всех сил старающаяся маленькая птичка:
– Сью, сью, сью. Сью, сью, сью.
Мне подкатило к горлу.
– Ну хватит, – Нет осторожно закрыла шкатулку, – надо идти. Какое платье надеть, как ты думаешь?
Мы вышли и направились на рынок. Я уже за эти два дня увидел, что Нет умеет устанавливать дружественные отношения с самыми разными людьми. Вот и сейчас, легко продвигаясь по рынку, как-то доверчиво советуясь, заразительно смеясь, важно расплачиваясь (от моей в этом помощи она возмущённо отказалась), Нет создавала вокруг себя ауру обаяния. Я же сзади ответственно тащил всевозможные пакеты. Наконец мы закончили с покупками и приехали к Ой – высокой, выше меня на голову, девушке в мини, с яркой улыбкой и с хвостиком чёрных волос, небрежно перехваченных резинкой. На кровати лежал голый улыбающийся коричневый младенец.
– Это я с тобой разговаривала? – весело спросила Ой.
– Да.
Комната Ой была светлая, прохладная от кондиционера, на небольшой балкон смотрела стеклянная дверь. Нет вдруг шепнула:
– Я сейчас вернусь, – и убежала.
На работающем без звука телевизоре стояла фотография в рамке, я всмотрелся.
– Интересно? Это мой муж. Он итальянец. Мы разошлись, но он до сих пор ко мне приходит.
– Зачем?
– А ты как думаешь?
Ой взяла продукты и, напевая, стала возиться с ними на балконе, где на небольшой подставке стояла электрическая плитка, а резиновый шланг смывал с плиточного пола грязную воду в специальный сток.
Судя по фотографии, итальянец был гораздо старше Ой, лет, может, на двадцать, в его отяжелевшем лице читалось беспокойство, они стояли около каких-то коттеджей, и итальянец держал на руках девочку.
– Всё ему было не то, – сказала Ой, – всё меня ругал. А теперь приходит.
Она явно видела, что нравится мне, а так как привыкла, что нравится всем, то относилась к этому с весёлым и не обидным равнодушием.
– Скажи, Нет – сексуальная? – подмигнула.
Тем холодным мартовским вечером кроме цветов я ещё принёс моей возбуждающейся от дезодоранта израильской девушке стреляющий фильм «Матрица», мне почему-то очень хотелось его показать.
– Вот увидишь, он тебе понравится! – сказал я с восторгом.
– Ладно, – согласилась она. – Будешь кофе?
– Буду.
– А конфеты?
– Пожалуй, не надо.
– Ну, я на всякий случай поставлю.
Включили телевизор и почти-почти досмотрели фильм: опять телефон.
– Алло? – вскочила и, ловко обогнув меня, пошла в кухню.
Мерцал телевизор, притушенные, стояли цветы, местный житель – рыжий скверный кот бродил кругами, то попадал в свет, проливавшийся через полуоткрытую дверь из кухни, то исчезал – уныло нанизывал на хвост минуты. И во мне стал сворачиваться и разворачиваться осьминог. Девушка вернулась, в глазах некое напряжение, полуулыбка. Взглянула на часы и вдруг зевнула:
– Что-то я устала, такой день тяжёлый.
Ожидающе посмотрела. На журнальном столике чашка, из неё я так и не допил кофе. Жалко. Я было дёрнулся допить, но застыдился, встал, она торопливо меня чмокнула.