Колькотар. Сборник - страница 7

Он уходит, а я остаюсь все так же напряженно стоять на месте. Я стала мрамором. Каменным идолом, приросшим к полу. Внутри меня все обливается кровью. Вместо сердца – колькотаровый гнойник. Перед глазами все расплывается. Я слепну от гнева. Я никогда не смогу стать более свободной, чем в этой картине. Я отпустила себя, а он этого не заметил. Во рту чувствуется вкус желчи и металла. Я впиваюсь ногтями в ладони, чтобы не разреветься в голос. Чтобы он ничего не услышал. Я закрываю глаза и начинаю тихо молиться. Дай мне сил. Дай мне сил. Дай мне сил.

Рабы системы. Мне вас жаль. Хотя нет, не жаль. Вы сами выбрали этот путь. Беспрекословно слушаетесь этого самодовольного титулованного павлина. Элемов. Почетный художник. Элемов. Народный художник. Кавалер ордена Почетного легиона. Лауреат премии Пикассо. Иностранный член-корреспондент Академии изящных искусств Франции. Президент академии художеств. Он любит непрестанно перечислять свои звания и награды, награды и звания, чтобы мы ненароком не забыли, кто перед нами стоит, сидит, говорит. Никто не любит себя так сильно и страстно, как Элемов. Даже его преданные обожатели не смогут сравниться с ним в искусстве облизывания его великодержавных заслуг. Вы все его обожествляете. Гордость и тщеславие – вот те болезни, которыми неизлечимо болен Элемов. Он чрезмерно высокого мнения о своих достоинствах. Гордец. Он чтит только самого себя. И ему плевать на всех нас. Свои прихоти и желания Элемов считает выше морали. С презрением и насмешкой относится он к мнениям и советам других людей и не откажется от своих взглядов, как бы ни были они ложны. Гордый и тщеславный человек из самого себя изваял идола. И вы, с каждым подобострастным согласием, с каждым кивком и поклоном лишь усиливаете ощущение его величия.

А сейчас он дает мне этот проклятый тюбик с колькотаром и предлагает всего за двенадцать дней создать «шедевр», который бы поразил его в самое сердце. Может, лучше в самое горло? Сердца-то у тебя нет, Элемов, нет. Тебе на всех плевать. Единственное, что тебе интересно, так это играть людьми. Изучать их, как какую-нибудь инфузорию-туфельку, под микроскопом. Какую реакцию вызовет твой очередной приказ? Я смотрю на остальных. Януш вцепился кривыми пальцами в свой тюбик и не сводит с него напряженного взгляда. Несчастный дурак. Гениальный шизик. Мой бедный друг. Яна сидит с прямой спиной и пытается сделать вид, что ей нет дела до финального задания. Но я-то знаю, что она готова душу диаволу продать, лишь бы ты выбрал ее. Янин, конечно, испуган. Весь сгорбился и посерел. Элемов смеется. Мы молчим. Что тут скажешь? Живопись и свобода, очевидно, не являются синонимами в твоем сознании. Ты же знаешь, что нельзя написать картину просто потому, что кто-то приказал тебе это сделать. Нельзя измерить талант человека мерилом беспрекословного соблюдения инструкций, правил и заданий. Нельзя прийти к художнику и сказать: «А через двенадцать дней ты мне создашь шедевр. Пиши колькотаром. Мне плевать, что ты там о себе думаешь. Если не справишься, значит, ты бесталанная вошь». Хотя, может, тебе именно так и говорили? Элемов, голубчик, вот тебе киноварь. Напиши ей историю любви к своему Отечеству за один оборот Луны и станешь Народным. А ты им в ответ «хорошо, будет». И думаешь, как же хорошо-то будет. Стану я Народным. Ну, склоню я голову раз, подлижу здесь два, ну, ничего. С меня все, как с гуся вода. Народными ведь на дороге не разбрасываются. Зато я стану Большим Человеком. Личностью. Ну что? Стал ты им? Сам для себя стал? Все эти звания греют тебе ту полость в груди, где когда-то раньше жила душа? А знаешь почему тебе все время холодно? Тебе страшно. Ты подписал такой договор с самим собой, со своей совестью, что только и остается что непрестанно дрожать от холодного ужаса. Это я? Это ли я? Тот идеалист, который верил когда-то в силу искусства. В честность. В свободу. Где же я? Когда я умер и мое место занял этот незнакомый мне человек? Знаешь, почему ты пишешь ночью, а днем забываешься зыбким сном? Ты – вурдалак. Самый, что ни на есть, настоящий упырь. Выйдешь на солнце и тотчас же умрешь. Солнце тебя мигом сожжет. А ты не хочешь сгореть, тебе нравится медленно плавиться в своей мастерской. Ты сейчас смотришь на нас, высокомерно подняв острый подбородок и породистый орлиный нос, а сам думаешь: «Как же я вас ненавижу… Вы молоды, свежи, еще не продавали себя, не продавали других, не мстили, не ревновали, не предавали. Для вас мир – место больших возможностей, исполнения ваших наивных желаний, любви и беззаботности. Я преподам вам последний урок. Пора раскрыть вам глаза и обнажить ваши истинные натуры. Вы не милые щеночки, которые готовы прийти друг другу на помощь. О, нет. Вы – гиены. Падальщики. Такие же, как и я.» Нет, Элемов. Мы не такие же. Мы – другие. Мы никогда не станем такими же подонками, как ты. Никогда не продадим себя. Всегда будем в ладу с собой и своей совестью. И ты это знаешь. И именно поэтому ты даешь нам сегодня по тюбику с мертвой головой внутри. Это не просто краска. Это инициация. Ты хочешь, чтобы мы убили сами себя. Продали себя тебе за блага благоустроенной жизни. И тогда ты выиграешь. Колькотар – это краска, которой ты хочешь, чтобы мы нарисовали смерть.