– Здравствуйте, доктор Ларкин, – поприветствовал вошедшего психолога Фред Шольц.
– Надеюсь, моё появление не нарушило вашего покоя, – сказал ему в ответ Ларкин.
– Нет. Не думаю. Врачи предупредили, что вы придете, да и ничего страшного я в вашем визите не вижу.
– Это хорошо. Я бы хотел провести с вами беседу с глазу на глаз.
– Можем выйти на лоджию, – с этими словами Шольц кивком головы казал на дверь.
– Давайте, вам помочь?
– Не надо, я сам.
С этими словами он ловко переместился из кресла в коляску, после чего направился к двери ведущей на лоджию, чей подоконник был забит цветами. Пауль вышел следом. Отсюда открывался вид на этакий сад Желтого городка, состоящий из ряда высаженных деревьев и скамеек под ними. Больной с фиолетовым ореолом, который пять минут назад чинил скамейку, теперь расчищал сад от оставшегося снега и насвистывал себе какую-то навязчивую мелодию.
– Итак, я хотел бы поговорить с вами…
– Если можно, на “ты”, – прервал Шольц
– Как хочешь, – Пауль пожал плечами с этими словами.
– Не пойми меня неправильно. Просто чувствую неловкость при общении со всеми вежливостями. В таком общении стена появляется что ли. А ты наверняка хочешь, чтобы я говорил так искренне, как только могу.
– Все так, Фред. Полиция считает, что ты мог не всё нам рассказать.
– Ты же сам тогда сказал, что веришь моей истории. Когда я лежал, только-только выйдя из комы. Со сломанным позвоночником, пулевыми ранениями и пневмонией, – он слегка засмеялся, – Угораздило же меня выжить в такой жести. Так вот, я думал, что в полиции твоему слову верят.
– Верят. И я не подвергаю сомнению то, что ты мне рассказал тогда. Но это не отменяет факта, что сказать ты мог не всё. Быть может, маленькие детали, а быть может и огромные факты! Вот я и хочу разобраться.
– Тебе должно быть кажется, что я сумасшедший.
– Нет, по крайней мере я так не считаю.
– А я сумасшедший! Это правда. Только сумасшедший мог сотворить то, что сделал я.
Пауль Ларкин в задумчивости смотрел на Шольца и не мог понять, был ли его ореол чистым желтым, или всё-таки золотым, как ему показалось при первой встрече.
– Что ты сделал? – Пауль знал, что есть моменты, когда человек сможет выдать что-то важное. Он волнуется. Наступает тошнота. Ему нужно выговориться, ему нужно рассказать. Главное в такой момент проявить готовность выслушать.
– Я всё это рассказал при первой встрече. Знаешь, Пауль, когда я создавал эту бредовую танцевальную религию и вовлекал в неё Этель, мною владели тоска, страсть. Страсть некого иного рода. Не назвал бы это обычной похотью.
– Что ты имеешь в виду?
– Я был своего рода одержим Этель, а она была обманута мной. Я не мог уже без неё, а поэтому врал все больше, идя к точке невозврата. Да, я был очень ею одержим, сейчас, по прошествию времени, страшно даже подумать.
– Прости за откровенно личный вопрос. Но у вас был…эм… половой контакт?
– Нет. Но пару раз чуть не случилось. За день до конца. И в самом конце, когда я решил сбросить свою маску пророка. Оба раза меня что-то остановило. Это словно осквернить ангела. Я любил её, но не хотел заходить дальше.
– Могу предположить, что ты влюбился в образ, созданный у себя в голове.
– Да. Это отлично подходит под описание. Но это ещё не всё. Видишь ли, я не просто боялся осквернить её, я боялся вскрыть старые раны. Дело в том, что она до встречи со мной была изнасилована, кроме того, она забеременела от преступника. Это оставило огромный отпечаток на её душе.
