– Здравствуйте! Я Татьяна, дочь Марии Федосеевой.
У Наташи упало сердце. Мария Семёновна была женщина властная и вспыльчивая, но добродушная, неглупая и очень любившая занятия. «Господи, неужели умерла?»
– Татьяна, что случилось? Давайте присядем.
– Я решила, что лучше лично зайти, предупредить. Мама пропустит ближайшие встречи.
– Заболела? Если есть справка, вам вернут деньги…
– Дело в том, что позавчера утром ей позвонили. Какая-то женщина назвала маму по имени, представилась…
– Сотрудницей прокуратуры? – вздохнула Наташа.
Татьяна криво усмехнулась:
– Майором ФСБ. И ведь понимаете, Наталья Леонидовна, я предупреждала тысячу раз. У нее вырезка висит из газетной статьи о мошенниках, прямо на кухне, над плитой – для доходчивости. Чтобы суп варила и перечитывала. Я подумала, что мои слова мама пропустит мимо ушей, а вот вера в печатное слово у нее, по старой памяти, сохранилась. Жирным шрифтом, пять пунктов: чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах… И кому звонить, если что. Ну, мама никому звонить не стала, она просто все накопления перевела на чужой счет. Господи, зла не хватает, – вдруг в сердцах выдохнула Татьяна. – Мне и жалко ее, она рыдала сутки… И раздражение через край: полмиллиона недрогнувшей рукой, хотя я талдычила как заведенная… Ай! – Она махнула рукой. – Простите, Наталья Леонидовна, несет меня. Мама плачет, пьет валерьянку, идти никуда не может, причитает, как старуха…
– Я вам очень сочувствую…
– Спасибо. – Татьяна неловко прижала к себе сумку и поднялась. – Пойду. Перед работой к вам забежала… Вечером снова маму успокаивать. Господи, пусть эти деньги мошенникам стократно слезами отольются! Ведь так и будет, правда?
– Правда, – согласилась Наташа.
– Неправда. – Татьяна печально смотрела на нее сверху вниз. – Это нам слезы. А им только радость. Без совести жить хорошо – вот в чем правда.
Наташа провела еще три занятия и в обеденный перерыв вышла прогуляться в парк. Возвращаясь, увидела перед входом подтянутую фигурку в белом спортивном костюме.
– Привет, Жанна!
– Наташа! – Гаркалина убрала в сумку бутылочку с водой. – Рада тебя видеть. Как дела?
– Еще два занятия – и свободна как ветер. А у тебя?
– По частникам поеду. Три клиента сегодня, групповое только что отработала.
Рядом с Жанной хотелось выпрямить спину и сжевать стебель сельдерея. Было ей, кажется, около пятидесяти, но у Наташи и в двадцать не наблюдалось такой фигуры, осанки и цвета лица. «Девочки, шейпинг и аэробика – наше все», – учила Гаркалина. Собственно, по этой фразе Наташа и сделала вывод о ее возрасте. Женщина ее поколения сказала бы: фитнес и пилатес.
Гаркалина в некотором смысле была безупречна. Во-первых, на ней не пачкалась одежда. Жанна признавала только белый цвет, в крайнем случае – молочный. И по любым лужам, по грязно-снежному месиву, по бурым потокам, слякоти и пыли проходила незапятнанной, как ангел.
Во-вторых, Гаркалина постоянно излучала невозмутимую доброжелательность. Или, как она сама выражалась, транслировала. «Жанна Валерьевна – наш глоток позитива», – говорила про нее Коростылева, мастер формулировок.
– Жанна, напомни: ты с Федосеевой занимаешься индивидуально? – вдруг спросила Наташа.
– С Марией Семёновной? Да.
– Она в каком районе живет?
– На «Динамо», – не задумываясь, сказала Жанна. – У меня все частники близко. А что?
– Да просто вспомнила про нее… – уклончиво ответила Наташа.
