– Послушайте, – удивился мистер Крук, – вы что ж, приняли за репортера меня?
– Как саранча налетели. На любой вкус и цвет.
– Да нет же, – заверил ее мистер Крук, – я не из них. Просто мне хочется помочь вам.
– Все так говорят.
– Одно дело – говорить, другое – делать.
– И что же вы намерены сделать?
– Завтра будет дознание.
– И что?
– Я подумал, что вашему мужу может понадобиться представитель – в юридическом смысле, я хочу сказать.
– Как это?
– Знаете, гораздо проще было бы продолжить наш разговор в доме. Мы привлекаем слишком много внимания, а, насколько я понимаю, вы и так от него устали.
Мэй выглянула на улицу. Там оказались двое – любопытная кумушка миссис Хилл и мисс Пекман. Они делали вид, что поглощены каким-то разговором, но на самом деле – ушки на макушке – прислушивались к тому, что происходит рядом с ними.
Мэй открыла дверь.
– Ладно, входите, – устало согласилась она. – Полиция и так мне всю душу наизнанку вывернула, так что хуже не будет.
Она провела его по коридору в комнату, обставленную по стандартам нижнего слоя среднего класса, – весьма удобную, на взгляд мистера Крука, комнату. Правда, стоит иметь в виду, что он находил удобными и салуны с их обитыми красным плюшем скамейками, крикливо раскрашенными рекламными картинками в рамках и папоротником в желтых и зеленых фарфоровых горшках. В комнате были расставлены старомодные стулья с вышитыми тамбурным швом салфетками на спинках, фотографии в рамках – на всех были изображены родичи Мэй, и ни одна, кроме фотографии ребенка, явно не имела никакого отношения к Феррису. Эта старинная утварь, пыль с которой надо было стирать, наверное, полдня, скорее всего перешла сюда из прежнего дома Мэй. Обстановку дополняли гладко отполированный стол, накрытый вязаной скатертью и окруженный обитыми плюшем стульями, несколько игрушек – это явно было достояние Берти, – вентилятор, покрытый раскрашенной бумагой, на блестящей каминной решетке, темно-красные гардины поверх кружевных занавесок, задергивающиеся с наступлением сумерек. Эта комната вполне отражала характер своей хозяйки: женщина, ее обустроившая, обладала твердыми устоями, которые не могли сломить даже трагические обстоятельства.
– Итак, – начал мистер Крук, – если ваш муж не объявится до завтра… Кстати, как вы думаете, он объявится?
Мэй покачала головой, на ее осунувшемся лице проступил слабый румянец.
– Понятия не имею, где он может быть.
– Но ведь вы понимаете, к какому выводу скорее всего придет жюри?
– Если кто-нибудь решит, – мгновенно вспыхнула она, – что это дело рук Вилли, то это ложь. Он – последний, кто был бы на такое способен. Слушайте, он же ненавидел любое насилие. Мышь бы пальцем не тронул.
– Есть много людей, которые не тронут мыши, но убивают людей. Кто это был?
– Вы про убитого? – Мэй посмотрела на мистера Крука. – Представления не имею. Никогда раньше его не видела.
– А муж видел?
– Не знаю. Сюда его он, во всяком случае, не приводил. Впрочем, он никого не приводил.
– Выходит, друзей у него было не много?
– Я лично ни о ком от него не слышала. Он словно боялся заводить друзей.
– А почему, как вы думаете?
– Это как-то связано с давними событиями, во всяком случае, так мне всегда казалось. Но сам он никогда не заводил разговора на эту тему.
– А вопросов вы не задавали?
– Толку не было. Если люди хотят говорить, они говорят, а если нет, какой смысл давить на них? Кстати, что вам здесь нужно? Что-то больно вы похожи на тех других, что из газет. Получал ли он письма? Куда уходил вечерами? Один вопрос за другим, как будто у меня есть на них готовые ответы.
