Колыбель для Ангела - страница 17



на электрический.

Это был Свет собственной персоной. Он был вокруг меня и проникал внутрь меня, словно я был прозрачный и бестелесный. Вдруг я понял, что могу смотреть внутрь себя так же, как я смотрю вокруг себя, но когда я это сделал, то ужаснулся той картине разрушения, которой подвергся мой организм. Ужаснулся я лишь на мгновение и лишь тогда, когда понял, что это МОЙ организм. Я увидел всю ту ужасающую картину нанесенных увечий, которые не раз наблюдал в больнице у своих пациентов. Но то были чужие страдания и я, как врач, мог выстраивать стену между своими эмоциями и необходимостью предпринимать действия, соответствующие моему профессиональному предназначению. Теперь же моему взору представлялось то, что должно было быть причиной моих страданий, и самым ужасным было как раз то, что я все это видел. В следующее мгновение пришло осознание – отсутствуют физические страдания, отсутствует боль, которая непременно должна была сопровождать всю эту удручающую картину. Я всегда твердо знал, что боль при повреждении – неоспоримое свидетельство физической жизни, но боли не было. Глубокое подсознание подсказывало, что видимое мной может быть сном, ведь только в сновидении человек может видеть себя изнутри и только в сновидении не чувствует боли.

В тот момент меня беспокоила более всех остальных одна мысль – если это сон, то, проснувшись, окажусь ли я здоров и невредим, или то, что я вижу в своем сне и есть мое истинное изуродованное состояние, и, вынырнув из этого сновидения, я испытаю немыслимую, всепоглощающую боль.

Эти мысли одна за другой протекали в моем сознании, вытесняя друг друга, и лишь одна, классическая, из них прочно держалась в этом потоке – я мыслю, значит – я живу. И лишь единственное физическое ощущение сопровождало мой сон – невероятная легкость.

Внезапно я почувствовал, как теплый, мягкий, нежный, кажущийся совершенно материальным, свет обволакивает меня, проникает в мое сознание, наполняет меня, словно пустующий сосуд, становясь все плотнее и обретая осязаемость. Я осознавал его, как самого себя, он рос во мне и я ощущал его, а значит и свою, все возрастающую, силу. Когда же концентрация его во мне достигла такой степени, что дальнейшее уплотнение казалось невозможным, свет начал источаться из меня, но его поступление в меня не прекратилось. Я словно растворялся в нем.

Вряд ли я могу сказать, как долго по времени длился этот невероятный процесс, поскольку ощущение времени отсутствовало, само время тогда не имело своего значения. Мое сознание находилось в состоянии, когда нет потребности анализировать происходящее, ведь все происходящее казалось совершенно понятным, потому как являлось необходимым и неизбежным. Комплекс ощущений создавал впечатление, что я оказался в чем-то родном, отождествленном с самим собой. Меня окружало то, в чем я был всегда и чем я был сам.

Потом последовал провал в восприятии каких-либо ощущений. Я знаю, что в этот момент что-то происходило, но память этого не запечатлела. Так бывает после глубокого сновидения – проснувшись, знаешь, что тебе снился чудесный сон, но самого сна вспомнить не можешь.

Сейчас вспоминается только чувство падения: вначале вне пространства, а затем уже в нем. Свет вновь сменился внезапно наступившим мраком.

Затем появилось ощущение тяжести, такое внезапное и настолько осязаемое, что было сродни боли. Постепенно я стал осознавать, что это тяжесть моего тела. Непреодолимая тяжесть! Ни один мускул не подчинялся моему желанию пошевелиться. Я попытался открыть глаза, но и тут тяжесть век не позволила мне этого сделать.