Комариные рассказы - страница 2

– Почему это? – возразил Васька, не веря в то, что конфеты могут перестать его радовать. Конфеты же вкусные.

– А если бы тебе давали одну и ту же конфету? Каждый раз, допустим, «Коровку». Ты бы уже через неделю начал думать: «Ну вот, как обычно «Коровка»». Даже что-то хорошее, если много раз повторяется, то приедается и становится «как обычно». К хорошему быстро привыкаешь.

– Тогда пусть мама дает мне каждый день разные конфеты, чтобы я не привыкал,– заключил Васька. – Да и если конфеты для меня будут «как обычно», я тоже не расстроюсь.

Папа с мамой переглянулись и рассмеялись. Васька не знал, что смешного, но для «чистоты эксперимента» тоже хихикнул – вдруг затея все-таки удастся?

После обеда Васька и правда получил конфету и подумал: «Как обычно папу с мамой так легко провести». Конфета была вкусная, шоколадная, в золотистой обертке. Васька изо всех сил приготовился привыкать к такому.

К Васькиным родителям часто приходили гости. Обязательно совали ему шоколадку с мелкой ореховой крошкой, застрявшей в пресно-сахарной шоколадной плоти. Не разгрызть и невкусно. Но Васька никогда не жаловался – вежливо благодарил, а все гладили его по голове и говорили, какой он хороший мальчик. Он думал, что так про пса говорят. Ему тоже говорили: «Хороший мальчик» и тоже гладили по голове.

Это сходство с псом Арчи роднило их. Васька мог часами сидеть на ковре рядом с Арчи, чтобы изредка провести по его пахнущей ковром шерсти, приговаривая: «Хороший мальчик».

Арчи любил нежиться на солнце – лежать на нагретом ковре с закрытыми глазами и делать вид, что его тут нет, что он сам ковер, и что мир застыл, замер давным-давно, просто никто об этом не знает и продолжает куда-то бежать, торопиться, а можно же просто лежать здесь, на ковре, как он, и ждать, что однажды все прозреют и поймут, что торопиться некуда и гораздо лучше греться под солнцем.

В глазах Арчи Васька порой видел вселенскую мудрость, а порой – черную-черную тоску. Он не знал, по чему тосковал Арчи – по матери, которую не знал. По тому, что солнце слишком высоко, и он не может греть пузо прямо на его поверхности. Или по тому, что это самое солнце зимой выглядывало всего на полчаса, а затем закатывалось, будто его и не было, и будто в насмешку озаряло зимнее небо розово-желтым закатом и пропадало. Арчи вздыхал и снова ложился, дожидаясь солнца.

Васька любил лежать вместе с ним на ковре. Казалось, что пушистые бока Арчи – это корабль, покачивающий его на волнах персидского моря, и они куда-то дрейфуют в тишине и звоне тикающих часов.

Тик-так, тик-так.

Время растягивалось в густую замерзшую сгущенку только из холодильника и оседало хлопьями пыли, кружащейся в воздухе, на поверхность персидского моря. Арчи вздыхал по чему-то, Васька тоже вздыхал с ним за компанию, постигая вселенскую мудрость. Они вместе ждали солнца.

Однажды вечером Васька узнал о конце света. Мама с папой обсуждали дела и сообщили о нем как-то просто, между скидками в магазине на молоко и завтрашнем дожде, словно это совсем не важно. По мнению Васьки, о конце света надо было сообщать совсем не так: о нем должны раструбить по радио, по телевизору, по всем новостям и чтобы обязательно у метро стоял человек, который громко рассказывал каждому выходящему, что он скоро умрет от кометы, что мчалась на Землю.

Васька, прознав о конце света, всю ночь ворочался и с утра первым делом начал к нему готовиться: прежде всего, вытряхнул копилку и подсчитал свои средства на выживание. Выходило всего пятьдесят рублей, потому что о конце света Васька узнал сразу после Нового года и успел уже потратить все свои подаренные деньги на игрушки и прочую ерунду. Теперь это, конечно, казалось катастрофой. На пятьдесят рублей Васька мог уехать на автобусе в один конец и вернуться обратно. Но один, без мамы с папой. Да и куда ехать? Васька не знал, где именно будет конец света: на его улице или же во всем городе? Мама с папой обсуждали конец света дома, значит, дело касалось их квартиры точно, а раз квартиры, то зацепит и остальной дом, и наверное даже Никиту в соседнем подъезде.