Интересно, кстати, что именно за танки? Рота тяжелых танков, согласно довоенным штатам, включала десять «КВ», средних – 16, по четыре машины на взвод. Конечно, ранние «тридцатьчетверки» имели кучу мелких недостатков, но при умелом использовании могли громить немецкие панцеры даже на максимальной дистанции выстрела. «Ворошиловы» – тем более, этим вовсе практически никакой вражеский калибр не страшен, кроме разве что зенитных 88-мм. Но им сейчас в этих местах просто неоткуда взяться. Гораздо хуже, если встретились легкие танки: спору нет, «бэтэшки» и «двадцать шестые» – опасный противник не только для немецких «Pz-I» и «Pz-II», но и для более серьезно бронированных машин, но все же Сергей предпочел бы что-нибудь помощнее. Скоростные и маневренные «БТ» и «Т-26» хороши для молниеносной атаки и захвата плацдарма, который следом займет пехота при поддержке средних или тяжелых танков, а вот в обороне от них пользы маловато, даже если закопать в землю по самые башни, – и пушка слабовата, и броня не та. Ладно, к чему гадать, скоро узнает.
Переговорив с разведчиками – повезло, танки оказались «тридцатьчетверками», чему Кобрин весьма обрадовался, – капитан приказал отвести его к танкистам. Идти оказалось недалеко, и вскоре их окликнул из кустов часовой, наотрез отказавшийся пропускать без пароля. Уставший ничуть не меньше своих бойцов и оттого мрачный комбат ответил на русском командном, кратко и емко, и уже через пару минут беседовал с командиром роты средних танков, старлеем Ивановым. Кобрин угадал – танкисты оказались из состава 4-й танковой дивизии и завтра перед рассветом собирались выдвигаться в сторону госграницы. Во исполнение той самой «директивы-номер-три», ага.
Правда, с матчастью у них было не очень, на марше роту дважды серьезно потрепало люфтваффе, спалив два танка и несколько приданных грузовиков с боеприпасами и топливом и повредив еще три боевые машины. Подранков дотянули на буксире, и их ремонтом сейчас занимались экипажи. Итого, в строю оставалось 14 машин – считая вместе с ремонтируемыми. Радовало то, что все «Т-34» шли с полными боеукладками. А вот с горючим оказалось куда печальнее: за день баки опустели наполовину, и раздобыть солярку было негде. Впрочем, для планов Кобрина (о которых пока знал лишь он один) это было несущественно – глубоких танковых рейдов по вражеским тылам он не планировал, поскольку эти самые тылы на данный момент были понятием весьма иллюзорным. Главное, чтобы горючки хватило почаще позиции менять да перемещаться в пределах пары десятков километров – и ладно.
Разумеется, предложение Кобрина похерить приказ и присоединиться к собирающемуся занять оборону батальону танкист встретил в штыки. Настолько, что даже вскочил на ноги и начал зачем-то дергать застежку кобуры. Пришлось подорваться следом и усадить перевозбудившегося лейтенанта обратно:
– Да сядь ты, Илья! Это приказ старшего по званию! Сядь – и выслушай до конца. Если б я сегодняшней ночью не нарушил приказ и не вывел бойцов из расположения – мы бы сейчас с тобой не разговаривали. От слова «совсем». Поскольку перемолотили б нас немцы на полметра вглубь еще в четыре утра прямо в казармах. Вон, товарищ особист подтвердит, он со мной рядышком с первых минут был, мои действия, так сказать, контролировал. Верно, товарищ младший лейтенант, так все и было, как я сказал?
