Пуля калибра 7,63 миллиметра ударила десантника в грудь, опрокинув лицом вниз. Он пытался подняться, ещё не понимая, что с ним произошло. Лишь парил от вытекающей крови почерневший снег, а из горла вырывалось хрипение.
У хорвата ещё оставались в магазине манлихера патроны. Он нажал на спуск, но бежавший следом десантник впечатал подошву сапога в кисть, сжимавшую пистолет.
– Не добили гадюку!
Очередь сверху вниз прошила егеря, который пошёл добровольцем в германскую армию, когда
Гитлер захватил Югославию. Он расстреливал сербов, евреев, затем русских и был опасен в своей ненависти, как змея. Умиравший молодой десантник этого не знал.
– Все назад, в траншею! – кричал выскочивший из Т-70 младший лейтенант Зуйков, но десантное отделение не слышало его, добивая егерей.
– Какие потери? – спросил он у сержанта Дарькина.
– Двоих ребят наповал, и молодой, видать, кончается.
Бой шёл и на левом, и на правом фланге. Капитан Андрей Шестаков уже отдал необходимые распоряжения. Он видел, что складывается опасная для его батальона ситуация. Две немецкие штурмовые группы, укрываясь в воронках, капонирах среди разбитых орудий, сближались с танками, обходя их с бортов и тыла. Десантников оставалось слишком мало, а экипажи машин не успевали заметить опасность.
На левом фланге действовал сапёрный взвод, которым командовал обер-лейтенант, опытный взрывник. Повреждённая «тридцатьчетвёрка», которую не успели отремонтировать, угодила под струю огнемёта.
Шипя, сгорала белая камуфляжная краска, огонь хлестнул механика-водителя, расплавил до земли лёд под ногами стрелка-радиста, метнувшегося прочь от смертельного липкого огня. Пламя выбивалось из-под решётки жалюзи, вспыхнул двигатель.
У ефрейтора-огнемётчика оставалось в массивном баллоне за спиной ещё достаточно горючей жидкости. Вместе с двумя помощниками он бежал к следующей щели – бронетранспортёру «Скаут», выползавшему из капонира. Старшина Тимофей Черняк разворачивал в их сторону ствол крупнокалиберного пулемёта «Браунинг», установленный на вращающейся турели над кабиной полугусеничного бронетранспортёра.
– Паскуды! Машину мне испортить хотите!
Пулемёт замолотил гулко, как в пустое ведро, рассеивая пули над головами огнемётчика и его помощников. Ефрейтор успел нажать на спуск, но струя не долетела до бронетранспортёра – огнемёт бил на сорок метров.
Зато выскочивший на полном газу «Скаут» дал возможность старшине открыть точный огонь. Тяжёлые пули калибра 12,7 миллиметра свалили на землю ефрейтора и одного из его помощников. Уходя от светящейся, смертельной трассы, которая рассеивала пули со скоростью девятьсот метров в секунду и разбивала в комья смёрзшуюся землю, часть взвода залегла.
Остальные, во главе с обер-лейтенантом, вклинивались мелкими группами в глубину обороны, заработал ещё один огнемёт. Из горящей «тридцатьчетвёрки» успели выскочить трое танкистов во главе с заместителем комбата Калугиным.
Механик-водитель сразу открыл огонь из автомата, Калугин стрелял из ТТ. Замешкавшись, сержант-башнёр, раненый в руку, выдёргивал зубами кольца «лимонок» и успел бросить две штуки. Окружённый экипаж выручили десантники, заставив немецких сапёров отступить. Несколько тел остались лежать на снегу.
Комбат Шестков кричал из открытого люка командиру десантной роты Павлу Мельнику:
– Прикрывай со своими ребятами танки, пока мы разворачиваемся для встречного удара. И побольше осветительных ракет.
