Потом, вдруг, появляются перед нею уже известные нам солнце и камень.
У солнца – огромное количество рук (богиня индийская, например, тысячерукая) и круглое человеческое лицо. А камень красный, но не от лишайника, а от крови. Они исчезают в агрегате Фабрики познания и тотчас появляются, уже подвергнутые операции сборки. «Боже правый», что получилось!
Камень становится зубом Дракона, источающего пламень – видимость извержения вулкана передавалось из поколения в поколение. Немудрено, что камень нагрет! Солнце в панике убегает по небесному своду, спасаясь от кровавой драконьей пасти, ибо с достоверностью известно, что чудовище имеет склонность поедать дневное божество.
Вот вам и связь между явлениями, вот вам и «причинность»! Она совпадает с волей божеств.
Тут начинается грохот барабанов, стучат, кричат, прогоняют Дракона, спасают Солнце… спасли. Затмение кончилось.
Вот что значит «знать законы природы и проверять их на практике»…
И хотя подобное «познание» в действительности является полнейшим вздором на сегодняшний взгляд, но было время, когда астрология жила в содружестве с астрономией.
Художественная литература описывает нашу действительность.
В этих отдалённых воспоминаниях я не могу отличить яви от сновидений. Многое, быть может, снилось, и я запомнил это как давно пережитую явь. Многое, бывшее наяву. Стало как давно виденный и забытый сон. Не знаю, была ли наяву или снилась мне такая страшная картина: пожар. Вижу языки пламени, перемешанного с чёрным дымом, столбы брызжущих в нависшее тёмное небо искр, освещённые пожаром, низко согнувшиеся над землёй деревья, без листьев. И какой-то мужик в простой серой рубахе, завязывает большой высокий воз, накрытый тентом зелёной ткани. Мужик сопит, упирается, стоя на верху на возу, изо всех сил он тянет верёвку, затягивающую воз. Я вижу, как рвётся верёвка, как падает мужик с воза будто бы прямо в пламень пылающего сарая – вижу его страшное лицо с чёрной бородой и усами, освещённое на миг пожаром, и от охватившего меня ужаса я кричу и кричу, и кричу…
Но мужик выходит из-за воза – он упал на землю рядом, и подбегает и успокаивает меня непонятными звуками, слов я не понимаю. – Я не знаю, сон ли, это страшное видение – мужик, затягивающий верёвку, – или действительное происшествие при нашем переезде из малой деревни в другую, большую, с сельсоветом и правлением колхоза, в которой я потом жил и провёл своё раннее детство.
Знаю другое. Я смотрю на фотографию, где мы с бородатым и усатым дедушкой, очень похожим на того мужика из сна. Только с лицом добродушным и совсем не страшным, только глаза его печальны сквозь улыбку лица. Знаю также, что какая-то черта отделяет меня – нынешнего – от мальчика с перекрещенными ногами рядом с дедом стоящего. Я не нахожу такой черты. Но знаю, что будет жить во мне, в каждом моём слове, до последних моих дней – мальчик с весёлыми глазами…
– — – — – — – — – —
Лесные цветы
Я очень люблю простые лесные цветы. Даже маленькие, из которых и букетики выходят маленькие. Ещё ранней весной, как только растает снег, мы ходили недалеко в лес, чтобы полюбоваться ранними цветами ожившего леса. Под пение прилётных птиц, собирали мы голубые и белые подснежники, вязали из них маленькие букетики.
А потом всё лето на моём столе красуются лесные цветы – разные, по мере их появления. Вот волчье лыко, например, – приходилось ли вам видеть это красивое деревце, сказочное – без листьев, но всё сплошь покрытое цветами? Идешь по лесу ранней весной и вдруг остановишься. У самой канавы-овражка, наполненного вешней водой, пышно цветёт крошечное деревце. Ещё не распустился лес, не все птицы прилетели с югов, серой опавшей листвой покрыта едва пробудившаяся от зимней спячки земля. Лишь кое-где, по опушкам и полянкам, зацветают первые лесные цветочки – подснежники-перелески. А это чудесное деревце всё в цвету! – и можно долго любоваться на сказочное деревце, покрытое розово-лиловыми, как бы вылепленными из воска крохотными цветами.
