Комендант Холодной Башни. Рассказы - страница 7

– Почему вы не хотите отдать Иващеева мне? – спросил следователь.

– Я сам с ним поговорю, – отозвался Шенки, – и ему это не понравится.

– Но…

– Ничего противозаконного.

– Дело ваше.

– Джей?

– Да?

– Не хочешь сделать заявление о нанесении тебе телесных повреждений?

– Не хочу.

– Разве тебя не били? – Шенки указал на мои разбитые губы.

– Били. Для очистки совести.

– Чьей?

– Моей. Всегда легче подчиниться, когда на тебя оказывают физическое давление. Хотя бы чисто символическое.

– Это в довесок к заложникам?

– Что-то вроде этого.

– И какие были условия?

– Мне дали револьвер с тремя пулями и восемь часов времени. Я едва успел.

– Первая попытка провалилась.

– Оскар знал, что в «Белой розе» был разыгран спектакль. У него запись телефонного разговора, где мы обсуждали это.

– Откуда у него запись?

– Понятия не имею.

– Что потом?

– У меня оставался один патрон и час времени.

Я смял окурок в пепельнице. Вздохнул.

– Тогда я очень устал. Болела голова. Даже больше, чем сейчас. Я ничего не смог придумать. Поэтому просто решил повторить спектакль по тому же сценарию. И поднять вокруг этого как можно больше шума. Позвонил знакомому журналисту.

Шенки взглянул на газету, усмехнулся.

– Придется парню теперь писать, что я был убит не до конца.

– Вот и вся история. Мне она не очень понравилась. Особенно финал.

– С тобой хорошо обращались, – с упреком заметил следователь.

– Просто не люблю, когда меня запирают. Разве я не говорил, что временами со мной случаются приступы клаустрофобии?

– Ты забыл поставить нас в известность. Но на будущее учтем.

– Теперь я могу его забрать? – спросил шеф.

– Сделайте одолжение.

Там, за стенами, светило солнце. Розовое вечернее солнце. Мягкие дымчатые тени скользили по тротуарам.

Я вдохнул прохладный воздух, но не почувствовал никакого трепета. Видимо, я еще не успел должным образом возненавидеть тюрьму, чтобы в полной мере насладиться свободой.

– Джей…

– Да, сэр?

– Ты сказал там, что считаешь меня виновным в том, что тебе искалечили руку. Это правда?

– Да, сэр. Это правда. Я так считаю.

– Это хорошо. Значит, еще можешь огрызаться.

Господин Шенки направился от серых стен к неподвижно застывшей черной машине. Я двинулся следом за ним.

– Можешь отдохнуть месяц, – проговорил шеф,– потом я найду для тебя работу.

– Какую? – осторожно спросил я. – Где-нибудь в архиве с бумажками?

– Что ты имеешь против архивов?

– Слишком пыльно и душно.

– Проветришь.

– Там подвал!

– Там есть вентиляция.

– Сэр!

– В чем дело?

– Я хочу работать как прежде.

– Как же твоя рука?

– Через месяц я и не вспомню об этой чертовой повязке.

– Ты с ней неплохо смотришься. Не торопись.

Желтый кленовый лист, медленно кружась, упал к нашим ногам. Шенки поддел его носком ботинка.

– Хорошо, – наконец сказал он,– если за время отпуска не передумаешь, все будет как прежде.

– Вряд ли я передумаю.

– В таком случае жду через месяц. Сегодня тридцать первое августа. Значит первого октября, в девять утра в моем кабинете.

– Да, шеф!

Шенки мягко улыбнулся, сел в машину и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и машина плавно тронулась с места, оставив после себя маленький вихрь из опавших листьев.

Тридцать первое августа. Последний день лета. Впереди нас ждет осень.

Светлая осень.

Золотая осень.

Я поправил перевязь, на которой висела рука, и не спеша отправился искать ближайшую станцию метро.

Март знал, что дождь будет. С обеда ветер был насыщен влагой. Ближе к вечеру на горизонте начали громоздиться тучи, утопив солнце в багровом и темно-синем.