Очнулся я на строительном топчане и не понял, то ли вечер, то ли ночь такая светлая. «Лучше белые ночи, чем чёрные дни… – сразу же в испарине вспомнил про своё ответственное задание… – Сколько же сейчас времени?..» Вышел из мастерской и направился к каптёрке ключников…
В сторожевой комнате на широкой лавке-лежаке дрых Кульмандиев…
– Миша, привет!.. Сколько сейчас времени?..
Ключник нехотя повернулся на лавке ко мне лицом и трубочными губами ответил:
– Обэт, джан Сащя… Хорощё выглядишь…
– Какой обед?! Что я, час спал?!
– Нет, Сащя… Спаль ты сутки… Хорощо спаль…
– Почему не разбудили?! Нам же стенд рисовать!..
– Лисовать тебэ, джан…
– Так шкуру со всех троих снимут!.. Вам же капитан приказал помогать мне!..
– Приказаль, показаль, облибызаль, целовать даваль… – бормотал Кульмандиев…
– Чего даваль!!! – в бешеной злобе закричал я…
– Чего кричищь, Сащя-джан?! Садись, чай пей, белий булка с маслом, кольбасой… Не будили?! Слядко спаль ты!.. Нину во сне вспоминал… Как будто щупаль…
– Казак и во сне шашку щупает!.. – прокричал я… – Ходить можешь, Мамед?!
– Мищя… – поправил он.
– Можешь, спрашиваю, Мища?!
– Могу, Сащя! А что?!
– Так вот, ходи на х..!
– Ви, рюськие, толька одна эта дорог хорошо знаете… – с обидой в скулящем голосе ответил Кульмандиев и отвернулся к стенке…
Я закурил…
– А где якут?..
Ключник обидчиво молчал… но, выдержав паузу, ответил:
– Вася калым клиент… На Старом Арбате… Сейчас придёт…
– Какая калым клиент?! Какой Арбат?! Не понял!..
– А тебэ сичас и понимать ничего не нужно!.. Послужишь на объекте… разберёшься, поймёшь… И про Гоголь-моголь бульвар… вечером деньга, утром стулья…
Ничего смыслового из его азиатского диалекта я так и не выяснил…
Лишь позже я узнал, что на фоне острейшей нехватки стройматериалов многие жители окрестных бульваров и улочек приобретали дефицитнейший дубовый паркет, панели, двери, плинтуса из красного дерева, чешскую и немецкую сантехнику, элементы художественного декора у солдат стройбата с возводимого Генштаба. Товар выносился через коммуникационные коллекторы, далее через колодцы на тротуарах улиц, заранее оговорённых в сделке, и к условленному времени. Трассы коллекторов барыги в солдатской одёжке знали, как партизаны Одессы свои многокилометровые катакомбы…
Закурил вторую сигарету… Кульмандиев лежал на топчане лицом к стене и, обидчиво сопя, что-то ворчливо бормотал на «тарабарском»…
Незаметно в комнату вошёл Вася Якут, держащий в обеих руках сетчатые авоськи, из которых как на показ торчали хвосты янтарно-копчёных скумбрий.
– Вот и ароматный скунс явился… – процедил я сквозь дым сигареты…
– Ну ты как, Борисов?! – весело подмигнув, спросил Вася…
– Как на море!..
– Это как?..
– Тошнит, но я улыбаюсь…
Якут положил сетки на стол, задрал китель и вынул из-за брючного ремешка плоскую флягу кустарного производства…
– Шпирт!.. – деловито произнёс он и обернулся ко мне: – Вот лимончик съешь, Санёк!..
– Зачем?..
– У тебя очень довольная улыбка…
– Когда стенд рисовать начнём, Якут?! А то завтра мы уже не колбасу со скумбрией хавать будем, а лягушачью икру цедить за щеками в отдельной воинской части, находящейся на подмосковных болотах!..
– Не переживай! Чего тебе там рисовать?! Акулу?! Вот тебе натюрлих, скумбрия… Чем не акула империализма!.. А шестёрок акульных, рабочих солдат, мы тебе снизу приведём…
Кульмандиев сразу же привстал с топчанчика и свесил к полу угольные ножки… Василий тем временем раскладывал «авосечные» продукты на столе, на который, покуривая, я незаметно косился…
