Коммерция - страница 2

С такими грустными мыслями поплелся домой в тот день Саша Гольдман. И тут я заметил его тщедушную фигурку в сером пальто, бредущую на ветру по набережной Васильевского острова. Я сразу узнал его, остановил автомобиль возле поребрика чуть впереди и вышел из машины прямо перед носом друга детства. Сначала Саша несколько растерялся, даже опешил, но в следующий момент в его карих глазах блеснул огонек узнавания.

– Ба! Леня! Да неужто это ты? – Воскликнул Санек.

Наверное, в костюме и рубашке с галстуком меня, действительно, было трудно сразу узнать. Тем более, что с последней встречи прошли годы. Ведь Саша привык видеть меня таким же, как и он сам, совковым подростком конца восьмидесятых. Мы росли вместе, дружили с детства, ходили в один класс. Мы виделись с ним в последний раз больше двенадцати лет назад на выпускном в школе.

За это время я прожил бурную жизнь, много чего видел, много где жил, учился и работал, путешествовал в далеких краях. Меня не было в Питере очень долго. Я строил свою жизнь вдали от родного города, а последние годы провел в далеком Нью-Йорке. Но случилось неожиданное. Умерла моя старенькая любимая бабушка и по завещанию оставила мне двушку на Васильевском и небольшую дачу. Она умерла последней из моих предков. Родители погибли в автомобильной аварии за три года до смерти бабушки, когда на «Жигуленок» моего отца наскочил со встречной полосы «Камаз» с пьяным водителем. Казалось, что жизнь сама подталкивает меня вернуться в город, где я родился. Я приехал летом, восемь месяцев назад и еще даже не пытался разыскивать друзей детства. А тут такая встреча.

Я встретил Сашу Гольдмана часа в четыре. Весенний день был прохладным и пасмурным, стояла обычная для последней декады марта питерская погода, датчик наружной температуры в моей машине показывал три градуса тепла. Вдоль набережной дул пронизывающий северный ветер с моросью. Мы обнялись, я предложил Саше сесть в машину. Друг детства с удивлением смотрел на меня, на мой черный «Мерседес-Мерседес», этакий «немецкий уазик» с кожаными сидениями, думал, наверное, что я сильно преуспел в жизни. Но что он знал обо мне тогда?

Мы ехали мимо серых домов, мимо припаркованных машин, мимо чахлых деревьев, мимо пешеходов, бредущих куда-то по своим делам сквозь дождь и ветер. Машина на своих больших колесах ехала мягко. Внутри нее играла музыка и было тепло. Я хорошо помню выражение лица Саши, сочетание восторга и зависти в его глазах.

– Давно ты здесь? Насовсем приехал или как?– спросил он.

– Чуть больше полугода, как приехал. Насовсем, скорее всего, – ответил я другу, ведя машину по набережной и наблюдая боковым зрением, как он ерзает на сидении рядом то ли от любопытства, то ли от радости.

– Ну и как там, за бугром? Правда, что там зарплаты в десять раз выше? – поинтересовался Гольдман.

– Зарплаты выше. Правда. Но и расходы выше. Жизнь как везде, наверное, не слишком легкая. Надо много работать, чтобы выжить, – сказал я.

– А здесь чего делаешь, где работаешь? – продолжил Саша задавать вопросы.

– Да вот, пробую заняться коммерцией, – проговорил я небрежно. И скромно добавил:

– Компьютерную фирму открыл.

– Круто, – протянул Гольдман и задал вопрос:

– Так чего же сразу не позвонил, когда приехал?

Я посмотрел на него и сказал:

– Просто за это время не обустроился я еще окончательно, ремонт делаю в хате, а телефоны все старые вместе с книжкой записной никак найти не могу, потому что вещи многие в коробки картонные упакованы и заклеены. Разберу, когда закончится ремонт. Вот и не позвонил. Но, как говориться, «на ловца и зверь бежит», увидел же тебя из машины.