Везёт водителям. У них хотя бы всегда есть занятие. От скуки Ной принялся до боли в глазах вглядываться в горизонт. Это вроде как на полном серьёзе значилось частью его служебных обязанностей на этом рейсе тоски и безделья. Сквозь толстый пластик узких, будто щели, иллюминаторов он увидел, что три едва различимые серые точки, что маячили вдалеке всё это время, были ничем иным, как тремя бронированными фургонами. Фургоны шли курсом перпендикулярным к направлению их движению. Они были значительно впереди и, судя по всему, готовились влиться в хвост колонны по стандартной схеме.
Спрашивать что-либо у старших по званию во время выполнения боевого задания было не просто дурным тоном, это попахивало хорошей выволочкой. Но плюс три броневика – это было нечто из ряда вон, и Гленнмар, откровенно говоря, не мог сдержаться. Так же, как не мог сдержаться тогда, когда месяц назад сказал капралу Эткинсу, что его жирная жопа не сможет и раза подтянуться на перекладине и не пёрнуть. Да-да, оттуда и неделя гауптвахты и направление на рейсы. Только вот здесь и сейчас он уже на рейсах и ничегошеньки, что может быть ещё хуже этого, уже точно не случится. А жопа у капрала Эткинса – действительно слишком жирная, и три бронированных фургона действительно по правому борту.
– Капитан, сэр, разрешите обратиться?
– А? Что тебе надо, мать твою? Я что, бля, тебя разбудил, солнышко ты моё, и теперь тебе захотелось общения?..
Гленнмар выжидающе молчал, зная, что эта прелюдия должна быть покорно выслушана. Она была частью давней славной традиции обращения к старшим по званию в неположенное уставом время.
– Рядовой, разрешаю, мля!.. Ну?!
Капитан Юрий Ли Хардсон служил в Объединённых войсках уже больше двадцати лет. И вот теперь эти несчастные рейсы. За что?.. За двадцать лет образцовой службы, не иначе. Ещё два рейса, и прямая ему дорожка в промзону. Не простым рабочим, конечно, но в глухую, кривую промзону. Здравствуйте, ежедневные многочасовые поездки на вэм:т, еженедельные инъекции от радиации и ежемесячная антигравитационная реабилитация, невозможная тупость рабочих и просто невероятно интересные дни. Ах, что б тебе…
– Капитан, а почему в этом рейсе двадцать один грузовик?
– Что ты, мля, сержант, только что сказал? А ну-ка повтори?!
– Ещё три броневика, капитан… – робко пробормотал Ной сквозь внезапно наполнившуюся сильным статическим шумом внутреннюю радиосеть.
Капитан Хардсон замер и нахмурился. Отчего-то смысл сказанного доходил до него чудовищно долго, будто свет карманного фонарика до полуслепой глубоководной рыбины через толщи океанической воды. Он медленно поднял глаза, и его взгляд устремился вдаль: сквозь тетрапластиковое забрало защитного костюма, сквозь усиленный плексиглас бокового иллюминатора. Ещё три броневика… Не дожидаясь продолжения диалога, Юрий вскочил на ноги, крутанулся что было сил в сковывающем движения защитном костюме второго, мать его, класса и припал шлемофоном к боковому иллюминатору на другой стороне.
Пустыни не было. Неба не было. Весь обзор с этой стороны закрыла огромная, светло-серая морда броневика, несущегося наперерез.
А он всегда думал, что умрёт от рака горла…
Мгновение. Удар. Вращение.
Совершая нелепое баллистическое перемещение в пространстве под воздействием неожиданно ставшей во главе стола инерции, рядовой Гленнмар увидел, как три броневика впереди, те самые, что были тремя серыми точками на горизонте, вместо того, чтобы влиться в хвост колонны, проломили ей голову.
