На этот раз это был снимок пожилой женщины. Сухое вытянутое лицо в обрамлении голубоватых, в цвет глаз, кудряшек. Старушка явно не тянула на сексуального маньяка.
– Я ее не знаю и никогда прежде не видела, – сказала я, опередив вопрос следователя. – И на улице Бахрушина нам делать было нечего. Разве что сходить в Театральный музей. Но это не самое веселое времяпрепровождение для девушек. Я на самом деле не знаю, что с нами случилось и как мы там оказались. Но Басю убили… За что? Вы себе представить не можете, до чего это был добрый и отзывчивый человек. Бася…
И тут я почувствовала навалившуюся на меня дурноту. В голове моей зашумело, и я ощутила, как проваливаюсь куда-то вниз, лечу и даже слышу свист ветра в ушах. Из этого мерзкого состояния меня вывел голос медсестры, которая громко назвала меня по имени. Когда я снова открыла глаза, следователь уже складывал фотографии в папку. Озабоченный, он, вероятно, и не заметил, что я чуть не отдала богу душу. И даже суета вокруг меня, затеянная медсестрой Таней (она пододвинула ко мне капельницу и всунула иглу в прозрачную трубку, подсоединенную к моей вене), казалось, не произвела на него никакого впечатления.
– Вы, менты, всегда такие черствые, когда речь идет о смерти не близких вам людей?
Гарманов резко повернулся, и взгляды наши встретились. Конечно, он был не человек, а мент. Простейшее существо – инфузория-туфелька, – каждый день сталкивающееся со смертью. И какое ему было дело до моей подружки Баси, тело которой теперь валялось где-то в морге неопознанное, неприглядное, неживое… Он же не видел, какой она была при жизни. Живой, очень энергичной, умеющей так грациозно двигаться и танцевать, что мужчины, глядя на нее, сворачивали себе шеи, а женщины сходили с ума от зависти. Когда она надевала мини и шла в ветреный день по улице, от ее ножек невозможно было отвести взгляда. Это было само совершенство, сама женственность, сама стройность, сама сексуальность. Бася…
– Валентина, я понимаю ваши чувства. И вы напрасно думаете, что меня не волнует смерть вашей подруги. Но вы поймите и другое: я должен найти того, кто сделал с ней это. И если я буду рыдать вместе с вами, то кто же будет работать? В нашем деле важен холодный рассудок и ясная голова. Не скрою, я с нетерпением ждал, когда же вы придете в себя и начнете давать свидетельские показания. Но теперь, когда я вижу, что вы ничего не помните, что фактически три дня стерты из вашей памяти, что я могу сделать, чтобы вычислить убийцу? Эксперты взяли отпечатки пальцев с оконных рам в той самой квартире, где орудовал убийца и насильник, собрали кровь с пола… Словом, работа ведется, но без вашей помощи мне будет трудно найти убийцу вашей подруги.
– У Баси мать и брат. Им надо сообщить. А еще у меня к вам просьба: отвезите меня, пожалуйста, к ним. И мы все вместе поедем в морг. Я должна быть вместе с ними. А вы, – обратилась я к сестре, – снимите с меня эти бинты. Они давят мне на голову, мне тяжело говорить, дышать, жить. Да и вообще, больничные стены убивают меня, лишают последних сил. Я хочу домой. Я устала. А когда что-нибудь вспомню, то обязательно позвоню и все расскажу. Ведь я в первую голову заинтересована в том, чтобы этих мерзавцев нашли.
– Так их было двое? – оживился Гарманов.
– Я сказала так не потому, что знаю наверняка, сколько их было, а исходя из логики вещей: если бы этот подонок был один, мы бы с Баськой с ним справились. Вот и все. И не надо меня подлавливать. Мне нечего от вас скрывать. Я не лгунья.
