– Алиса, ты не стесняйся, угощайся, – сказала она, переходя на ты.
Я попробовала ещё теплое печенье, и оно оказалось трындец каким вкусным. Таким, что мои глаза уже нацелились на следующее.
– Бери-бери. Печенье тут долго не залеживается, – Фаина улыбается и пододвигает тарелку ближе ко мне. – Ярослав сказал, что судя по голосу, приедет молоденькая девушка. Сколько тебе лет? Двадцать?
– Двадцать один, – отвечаю я, облизав губы от крошек, а она смеётся в ответ:
– Ну не велика разница. Это мне в сорок восемь уже критичен каждый дополнительно накинутый год и хочется как можно дольше побыть моложе. А тебе ещё лет пятнадцать даже не стоит думать об этом, – она смотрит на меня с какой-то хитринкой во взгляде. – Куришь?
– Нет.
– И правильно, – Фаина разливает по кружкам чай и присаживается рядом. – А с алкоголем как?
И мне кажется, что это начинает смахивать на какой-то допрос. Ещё бы лампу с ярким светом, бьющим в глаза, и печенье убрать подальше. Но… Вместо лампы в окно светит яркое солнышко, печенье никто не прячет, а следователь неторопливо попивает чай из кружки и негромко смеётся.
– Алиса, я просто спросила, – Фаина звонко смеётся. – Мне интересно кто ты. И если любишь это дело, – она щелкает пальцем по горлу, – То спрячу весь алкоголь под замок.
– Не нужно ничего прятать, – я почему-то начинаю улыбаться, хотя можно и даже нужно обидеться. – Максимум пару бокалов вина. И то только в хорошей компании и под хорошую закуску.
– Красное или белое?
– Наверное, красное.
– Тогда на ужин лучше приготовить что-нибудь мясное?
– Ну, видимо, да? – я уже вообще не понимаю что за абсурд сейчас творится, а Фаина кивает:
– Договорились.
Буквально минуту я сижу с открытым ртом и только удивленно хлопаю ресницами, а потом мы вместе начинаем хохотать.
– Ну вот и познакомились, – женщина приподнимает свою кружку и вдруг резко замирает. – Так. Делаем вид, что ничего не происходит! – шепчет она, и теперь уже мне приходится кивнуть в ответ.
Я вообще не понимаю каким образом она умудрилась услышать Люцифера, но факт остаётся фактом – ретривер медленно входит на кухню и с грустной мордахой плетется к миске с водой. Несколько раз тюкается краем пластикового конуса воротника об пол и жалобно поскуливает.
– Сейчас сниму.
Мне не нужно объяснять, что попить собаке не удастся при всем желании. Воротник, надетый с одной целью (чтобы пёс не вылизывал повязку), выпирает намного дальше кончика носа, и я быстро расстегиваю застежки, освобождая Люцифера.
– Пей, мой хороший. Умница.
Из соседней миски я подцепляю небольшой кусочек отварного мяса и подношу поближе к носу пса:
– Скушай один кусочек. Самый маленький.
Ретривер пару раз принюхивается к угощению и смотрит такими грустными глазами, что у меня невольно наворачиваются слезы. Наверное, в мире ещё никто не смог, да и вряд-ли когда-нибудь сможет, описать словами тоску в этом взгляде. А Люцифер отворачивается и медленно бредёт обратно. Ему не понять, как я вообще могу думать о еде, когда его хозяин уехал.
– Скучает, – тихо вздыхает Фаина.
– Скучает, – повторяю я, возвращая на место мясо. – А это правда, что он любит, когда ему читают?
– Если честно, то не знаю. Может быть и любит, а может Ярику это просто кажется. – женщина пожимает плечами и опускает кружку на блюдце.
– А можно я попробую?
– Попробуй, если хочешь.
Со стороны может показаться, что я сумасшедшая или еще что похуже. Вот только для меня все происходящее абсолютно нормально. Если Град любит мороженое, колляшки умудряются договориться между собой и играют по очереди, а Боня – маленький пылесос, то почему же тогда золотистый ретривер не может любить когда ему читают? И я иду за ним в кабинет, долго смотрю на стоящие вдоль стены стеллажи с книгами, пробегаю пальцем по корешкам и прислушиваюсь к себе. Здесь все не то. Это какое-то необъяснимое предчувствие что-ли. А за спиной негромко возится устраивающийся на кресле Люцифер.
