Почти 900 представительниц слабого пола (в том числе беременных, с маленькими детьми до трех лет) встретили Новый год и Рождество в московском СИЗО. Примерно треть из них могли бы провести его с близкими под домашним арестом или под подпиской о невыезде, потому что совершили нетяжкие преступления. Но не сложилось… Трижды не сложилось: сначала следователь, потом прокурор и наконец судья посчитали, что решетки этим женщинам подходят больше новогоднего убранства.
– В Новый год без звонков, без писем, без свиданий… – вздыхают женщины в камере № 107.
Это «экономическая» камера: здесь находятся женщины, арестованные по подозрению в мошенничестве, растрате и т. д. Всего тут 29 человек, из которых у 16 есть дети, а восемь и вовсе официально многодетные матери. По моим примерным подсчетам, обитательниц одной только этой камеры ждет дома около 40 детей. Те, кто отправил за решетку их мам за ненасильственные преступления до приговора, вряд ли это учитывали.
– Заключение под стражу – это исключительная мера, а в Москве она стала обыденностью, – выходит вперед одна из многодетных матерей. – Многие из нас предлагали залог, но суд отказывал. Получается, что московские суды, наоборот, считают альтернативные аресту меры пресечения – исключительными. Все перевернуто с ног на голову.
– Мы все тут директора компаний, собственники предприятий, бухгалтеры, юристы, – добавляет другая женщина. – Арест – это просто давление на нас. Кстати, вы знаете новую тенденцию? Многие из нас проходили (и не один год) свидетелями по уголовному делу.
А потом следователь, не найдя виновных (те скрылись за границей, например), перевел этих женщин в статус подозреваемых, и суд сразу арестовал их. Такая история произошла со стюардессой крупной авиакомпании. Девушка от рыданий даже говорить не может. Сокамерницы поясняют: долгое время она была свидетелем по делу о перевозке наркотиков в самолетах, приходила в следственный орган, давала показания. А потом один из фигурантов указал на нее как на соучастницу.
– Его дело вывели в отдельное производство, отпустили, и он сразу скрылся, – наконец выговаривает она сквозь плач, – а меня арестовали.
– Я пять лет проходила свидетельницей по делу о мошенничестве, – говорит еще одна женщина. – Видимо, дело разваливалось, а его надо было хоть как-то завершать. Так что я теперь единственная обвиняемая.
Женщины наперебой рассказывают, что ни звонков, ни свиданий они перед праздником не получили.
– Мне следователь не дает их уже девять месяцев.
– А мне почти полтора года.
– Я больше двух лет никому не звонила, так что не первое Рождество чуда жду.
– Я оспариваю отказ на звонки в суде, но это долго, – говорит очередная обвиняемая. – У нас тут много юристов, но даже они не в силах сами себе помочь в таком, казалось бы, несложном вопросе со звонками и свиданиями.
Женщины жалуются, что письма с воли доходят медленно и даже теряются. С корреспонденцией действительно проблема: нужен дополнительный сотрудник, который бы ее читал и разносил по камерам.
Следующая камера. И снова те же проблемы.
– Я студентка четвертого курса Плехановского университета, – плачет девушка. – Мне 20 лет. На меня как посредника были оформлены какие-то документы. Пусть следствие разбирается, но зачем в СИЗО? Я теперь не могу продолжить учебу.
– У меня в СИЗО, где я уже два года, случилось отслоение сетчатки, – рассказывает ее сокамерница, бухгалтер по профессии. – Сделали пять операций в ГКБ № 1 (вывозили из СИЗО). Скоро суд, туда будут возить в автозаке, а там ведь людей как картошку трясут… В общем, из-за вибраций есть угроза, что будет осложнение и я совсем ослепну. Ну почему меня нельзя на время суда поместить под домашний арест?
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
