Двое пожилых джентльменов дождались, пока Пленмеллер подойдет, после чего майор спросил:
– Вы тоже в «Кедры»?
– Да. По-вашему, странно? Я собираюсь поиграть в крокет. Миссис Хасуэлл непременно предложит мне это, она так добра!
– Игра требует немалого умения, – заметил Драйбек. – В последние годы она вышла из моды, а вот во времена моей молодости была очень популярна. Хотя, помнится, дедушка рассказывал, что, когда она только появилась, ее считали слишком бойкой и легко переключающейся на флирт. Забавно!
– Я не могу флиртовать с миссис Хасуэлл, годящейся мне в матери. С Мэвис – тоже: она сверкает глазами, зная, что даже самые ужасные речи я веду не всерьез. Кроме того, ее дядя усмотрел бы в этом поощрение ему самому. Не хватало, чтобы он повадился в мой дом! Я поклялся, что порога ему не переступить. Брат говорил то же самое мне, но он шутил. Наше с ним сходство было поверхностным.
– Ваш порог будет не единственным! – оживился майор. – Верно, Драйбек?
– Ошибаетесь, майор. Уорренби способен проникнуть в дом мистера Драйбека хитростью. Он разыграет припадок у его дверей или попросится к нему, чтобы прийти в себя после внезапного приступа головокружения, и вежливость помешает мистеру Драйбеку отказать ему. Вы, рожденные в прошлом веке, больше всего страдаете от своей воспитанности.
– Полагаю, – промолвил Драйбек ледяным тоном, – я не откажу в крове любому, кому понадобится помощь указанного вами характера.
– Когда это произойдет, вас не окажется дома, потому что страх показаться нам бездушным пересиливает у вас нежелание оказать малейшее содействие Уорренби?
– Перестаньте, Пленмеллер, это почти оскорбление! – воскликнул майор, испугавшись, что Драйбек обидится.
– Правда глаза колет? Не намекаете же вы, что вместе с мистером Драйбеком слишком долго жили в девятнадцатом веке и воображаете, что правда – это нечто неприличное и ее надо замалчивать? Вот что, на мой взгляд, оскорбительно!
Смущенный майор не нашелся с ответом. Драйбек усмехнулся и произнес:
– Вы уж меня простите, Пленмеллер, но правда в данном случае заключается в том, что присутствие среди нас Уорренби – пусть оно и не придает Торндену привлекательности – занимает меня меньше, чем вас. Жаль, что приходится отвлекаться на вырисованную вами трагическую картину, но честность вынуждает меня сознаться в полном безразличии к данной ситуации.
Майор опасливо покосился на Гэвина, подозревая, что тому хватит ума понять, что ненависть Драйбека к соседу и сопернику по профессии стремительно разрастается. Но Гэвин лишь заметил:
– Достойная уважения позиция! Я бы ее разделял, если бы она была мне по силам. Увы, для этого надо быть викторианцем.
– Все, довольно про викторианцев! – воскликнул майор. – А то в следующий раз вы причислите к ним и меня!
– Ну, нет, вы на это никогда не претендовали.
– А я, между прочим, не стыжусь принадлежности к этой категории, – заявил Драйбек.
– Еще не хватало! Сквайр тоже не стыдится. Как вы думаете, каким образом Уорренби проник в Олд-плейс? Эйнстейблы оказывают ему гостеприимство. Это удивительно: меня они, уверен, не принимали бы, не будь я Пленмеллером. Думаете, Сэмпсон Уорренби прибег к каким-то дьявольским уловкам, чтобы принудить сквайра включить его в список приглашенных, или из Олд-плейс, с этих олимпийских высот, все мы кажемся равными? Невыносимое допущение!
Они уже достигли ворот «Кедров», и майор облегченно перевел дух.
