Концептуально-теоретические основы правового регулирования и применения мер безопасности - страница 40

К сожалению, аргументы специалистов не были услышаны и приняты во внимание. Это относится не только к дореволюционному периоду, о котором пишет В.Д. Набоков. В еще большей мере «уродливое уклонение от функций правового государства» имело место при советской власти, особенно в первые десятилетия.

Приспосабливая меры безопасности как инструмент расправы над инакодумающими, инаковерующими, инакоживущими, тоталитарная власть применяла их, основываясь на «классовой интуиции» и целесообразности. В отношении всех, кто не имел чести принадлежать к «гегемону», были основания для сомнений, а следовательно, и для применения к ним мер безопасности.

Историк Л. Киселев пишет, что заключенные Красноярского концлагеря, который был открыт 25 мая 1920 года, часто не знали, за что они арестованы и помещены туда. Вот некоторые документы, служившие основаниями для заключения в концлагерь:

«Выписка из протокола № 38 от 12 августа 1920 г.

Слушали дело Рылова Николая Васильевича, обвиняемого в писании подозрительного письма. Постановили заключить в концлагерь сроком на один год».

«Выписка из протокола № 42 от 22 августа 1920 г.

Слушали дело Основского А.П.174, обвиняемого в контрреволюции и принадлежности к кадетам. Постановили заключить в концлагерь сроком на пять лет»175.

В этом плане показателен следующий документ. Известный русский философ П.А. Флоренский был помещен в концлагерь «СЛОН» на Соловках, а впоследствии расстрелян. Сохранился донос одного из секретных сотрудников, содержащий рассказ П.А. Флоренского о допросе сокамерникам (орфография и стиль доноса сохранены): «Флоренский говорит, что… после моего упорного отрицания мне следователь сказал, что де мол нам известно, что Вы не состоите ни в каких организациях и не ведете никакой антисоветской агитации, но на Вас, в случае чего, могут ориентироваться враждебные сов. власти люди, что Вы не устоите, если вам будет предложено выступить против сов. власти. Вот почему, говорит далее ФЛОРЕНСКИЙ, дают такие большие срока заключения, т. е. ведется политика профилактического характера, заранее. Предотвращают преступления, которые не могут даже быть. Следователь мне и далее говорил (говорит ФЛОРЕНСКИЙ), что мы не можем так поступать, как поступало Царское Правительство, которое показывало на совершившиеся преступления, нет, мы предотвращать должны, а то как же так, ждать пока кто-либо совершит преступление, тогда его наказывать, нет, так далеко не пойдет, надо в зародыше пресекать преступление, тогда будет прочнее дело. После этого ЛИТВИНОВ говорит, что при такой политике весь СССР перебудет в лагерях»176.

Как видим, следователь очень доходчиво изложил философу суть страшной репрессивной конструкции, изобретенной по заказу вождей, – применение мер социальной защиты к лицам, не виновным в совершении конкретного общественно опасного действия177.

Где по недомыслию, а где сознательно, в угоду безумным идеям, были стерты грани между наказанием и мерами безопасности. Примитивно понимаемое основание мер защиты – «опасность личности» – было распространено и на меры наказания, вследствие чего те и другие можно было применять по оценочным признакам «прошлой преступной деятельности» и «связи с преступной средой»178.

К 1937 году и эти «безграничные границы» стали тесными. Ежов-ские репрессии этого трагического для России года проводились уже по разнарядке Политбюро ЦК ВКП(б). Для каждой области, края устанавливались лимиты 1-й и 2-й категории. Первая категория – расстрел, вторая – лагеря и тюрьмы. Однако ретивые исполнители на местах, выполнив лимиты, испрашивали разрешения дополнительно их увеличить. Так, 31 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло предложение НКВД СССР об утверждении дополнительного количества подлежащих репрессии – 572 000 человек, из которых 48 000 планировалось расстрелять. Сохранился автограф И. Сталина, где его рукой сделана запись: «Дать дополнительно Красноярскому краю 6600 чел. лимита по 1-й категории»