Вениамин вышел из кабинета ответсека с гадливым чувством вины. Так оно всегда бывало, когда на тебя валили черт знает что – потом доказывай, что валил как раз тот, кто давал задание! И было такое чувство, что тобой хотели попользоваться.
А с Лидой – машинисткой вышло действительно, некрасиво. Он накричал на старушку, которую все звали Лида. Она эту фамильярность культивировала, все – таки работала в молодежной газете. И, наверное, хотела чувствовать себя по возрасту равной со всеми.
А он назвал ее старой клячей только за то, что она печатала не его материал в номер, а халтуру – какую – то переводную статью, за которую, естественно, платили наличкой.
Но потом он извинился, хотя она и бровью не повела, что в рабочее время зарабатывала.
Конечно, ей мало платят, а у нее дочь больная. А что делать Басову, когда до запуска в типографию сорок минут, а еще надо вычитать и подписать материал.
Лида никак не отреагировала на появление Басова, только переметнула папиросу из левого угла рта в правый.
Эта военного формата женщина безбожно курила. Зайти в машбюро порой было просто рискованно: там, как на советском металлургическом заводе, стоял сизый дымный туман.
Сколько раз ставили вопрос о соответствии занимаемой должности Лидии Карпенко, но все понимали: стоит ее только подтолкнуть, как она свалится на самих же подталкивателей с огромной тяжестью. Может и завалить.
Потому Лидия спокойно могла уничтожать пачками папиросы на своем рабочем месте. А уж ваше дело, как подобрать к ней ключики и получить свой напечатанный материал.
Чего нельзя было отнять у старой женщины, так это ее мастерства. Она была похожа на ту машинистку, которую великий драматург и философ Бернард Шоу, принимая на работу, спросил, с какой скоростью она печатает.
– 200 слов в минуту, – ответила машинистка.
Великий драматург почесал затылок:
– И где же я вам возьму столько слов?
Даже инквизитор Бондарский не всегда отваживался контачить с Лидой. Она и ему могла врезать по первое число (фраза, часто употребляемая в стенах редакции, которую расшифровать не мог ни один сотрудник).
Басов громко буркнул:
– Это в номер, я буду у себя.
И исчез.
В кабинете его ждала девушка в толстых зимних чулках, хотя на дворе все еще было тепло.
– Здравствуйте! Я к вам на работу, – сказала она, садясь в кресло у стола.
Басову ничего не оставалось, как занять свое место начальника отдела.
До сих пор он работал один, хотя ему давно редактор хотел подсадить стажера. Но Басов со стажерами быстро расставался, времени не было кого – то учить, объяснять прописные журналистские истины. И ему шли навстречу, Басов был ценным сотрудником.
Во всяком случае, редактор сдерживал Бондарского в желании поставить зарвавшегося умника на место.
И вот новая попытка стреножить свободу. С появлением сотрудника он должен будет работать в строго обозначенные часы – ведь теперь отвечает не только за себя, но и за отдел.
Бондарский, при всем своем профессионализме, ревниво относился к свободолюбивым личностям, которые завоевывали свою свободу работой.
– Я в редакции ни одного яйца не высижу, – не раз в глаза говорил Боднарскому Басов.
Тот морщился от негодования.
– Если очень постараться, высидишь. Я всегда здесь и помогу тебе это сделать.
– Каким образом?
Такие стычки были постоянными. И когда Басову надоедало, он шел к главному редактору с заявлением об уходе.
