– Господин Сандберг.
Ровный и спокойный голос, эхом отразившийся от толстых стен, заставил его повернуться на месте. На расстоянии нескольких шагов от двери в комнате стоял мужчина, только что назвавший его имя, и это прозвучало скорее как констатация факта, чем как вопрос. Вильям даже не слышал, как он вошел.
– Я прошу прощения, что тебе пришлось спать в рубашке. Но вызвало бы слишком много вопросов, если бы через таможню вели человека в пижаме.
Мужчина выглядел дружелюбным, говорил на идеальном британском английском, и, даже если Вильям не был особенно уверен на сей счет, ему показалось, что гласные незнакомца носили отпечаток диалекта рабочего класса.
Вильям кивнул дружелюбно:
– И о какой таможне мы говорим?
Мужчина улыбнулся в ответ. Дружелюбно, искренне, но проигнорировал вопрос. Вместо этого он сказал:
– Остатки твоего гардероба находятся там.
– В этом есть какой-то великий смысл? Мне лучше не докучать своим любопытством, пока вы не решите, что я выспался?
Сейчас мужчина улыбнулся снова. Без намека на угрозу и не с целью демонстрации силы, а скорее как бы извиняясь.
– Мы на месте сейчас, – сообщил он.
– Я не хотел бы показаться назойливым, – произнес Вильям и приподнял брови, давая понять, что его вопрос уже прозвучал раньше, но остался без ответа.
Мужчина кивнул в знак подтверждения. Он услышал, но не собирался уступать.
– Я предлагаю тебе перекусить немного. Ты проспал восемнадцать часом и, если я правильно понял, какое-то время не ел до этого тоже.
– Я, пожалуй, возьму бутерброд, – заявил Вильям, оставаясь на месте, но всем своим видом показывая, что не задерживает посетителя.
– Замечательно, – сказал мужчина в ответ как на его слова, так и на невысказанное пожелание. – Я зайду за тобой через полчаса. Тогда ты узнаешь больше.
Потом он развернулся, направился к двери и открыл ее с помощью ручки.
Не заперта, подумал Вильям. Никаких особых мер безопасности здесь тоже, точно как в самолете. Кто-то изо всех сил старался показать ему, что он желанный гость, и его постоянно мучил вопрос почему. Кто они. И чем, по их мнению, он мог им пригодиться.
– Извини, – проговорил Вильям.
Мужчина обернулся:
– В чем дело?
– Как уже было сказано, Вильям Сандберг.
Он протянул вперед открытую ладонь и явно ждал, что с ним поздороваются по-настоящему и представятся. Мужчина посмотрел на него. А потом пожал Вильяму руку, и хотя, судя по его глазам, не имел ни малейшего желания называть себя, в конце концов сдался.
– Да, – сказал он. – Извини меня. – А потом добавил: – Коннорс. Генерал Коннорс.
У генерала Коннорса имелось также имя, но в его жизни существовало довольно много проблем, неприятных для него, и оно было одной из них.
Он вырос в маленьком городке на британском западном побережье, в рабочей среде, где безработица и преступность не считались чем-то из ряда вон выходящими, а скорее были естественной частью повседневной жизни. В результате моральность или аморальность тех или иных поступков оценивалась довольно своеобразным образом, и, пока еда стояла на столе, а квартплата вносилась регулярно, имевшее деньги незначительное меньшинство само решало, как с этим обстояло дело.
Детство Коннорса было хуже не придумаешь. И достаточно рано он понял две истины: во-первых, что важнейшей человеческой чертой является способность везде чувствовать себя как рыба в воде, а во-вторых, что она у него полностью отсутствует.
