Аура съёжилась, немного дрогнула от нарастающей ненависти и отвращения, а глаза намокли от слёз, что она пыталась сдержать. Презрение охватило королеву Ликтиды, то ли к Олении, то ли к самой себе.
– Это вопрос войны и мира, Фаррен. Только Аура может повлиять на Кристализ. Я для Великой королевы – лишь очередная маленькая девочка, что дорвалась до власти, которую никто не послушает.
– Как ты вообще могла подумать, что королева Ликтиды, станет говорить с оленийкой, ты просто сумасшедшая…
Аура неожиданно протёрла глаза и сказала:
– Я поговорю с ней, – я обомлел от удивления.
– Перестань, Аура, не мучай себя. Нечего с ними разговаривать, ты же помнишь, что оленийцы сделали с тобой и с твоей семьёй. Грязные нищие варвары…
– Это были… Это были викинги. Н-не Оления. Я обязана, как королева Земель Меняющихся, делать всё, чтобы Гегемония процветала.
– Но завоевать их – это единственный правильный вариант! Как ты не поймёшь, мы – воины Гегемонии, никогда больше не допустим того, что происходит и по сей день! Мы сокрушим их раз и навсегда! – я ударил по одеялу гипсом.
Вновь повисло молчание.
– Как бы я не хотела… Это мой долг, – сказала Аура и принялась одеваться. Я был восхищён её стойкостью.
«Преодолевать страх… Может это и значит быть королевой?»
Мы направились в парадный зал и важно шагали по коридорам дворца. Ауранция медленно плыла впереди, а я с Аргиннис следовали по бокам. Королева Вракса то и дело возмущенно фыркала, ведь все еще не остыла после недавней ссоры. Я же молчаливо посматривал по сторонам холодным взором.
Вдруг из одной из дверей донеслись приглушенные постанывания. Аргиннис тут же встрепенулась, ноздри раздулись, а глаза подозрительно сверкнули. Она резко остановилась как вкопанная.
За дверью вновь послышались глухие стоны и вздохи, что переходили в судорожные охи и ахи. Я нахмурился и покосился на Аргиннис. Ауранция же беспечно хлопала ресницами и не понимала причины задержки. Внезапно, королева Вракса рванула к источнику звуков. Мощный кулак обрушился на дверь и вышиб проход со скрипучим треском.
На смятых простынях гостевой спальни обнаружилась служанка в весьма недвусмысленной позе и Эрвин. Брат ласкал девушку снизу сквозь ткань и трогал за обнажённую грудь. Эрвин всегда нагло пользовался слабыми, ведь любил чувствовать себя сильнее других. С губ срывались шепотки похоти, что он медленно заливал горничной в уши. В этот отвратительный момент я вошел в комнату. Взгляды встретились, как в обеденном зале. Я вскипел от злости.
– Эрвин, твою мать! – прикрикнул я и понял, что во Всеполисе Матильда осталась одна. – Почему ты здесь, а не в особняке?!
Эрвин отстранился от горничной. Тело, что освободилось от страсти, вновь обрело невозмутимость. Брат встал передо мной, выпрямил спину.
«Он явно не ощутил ни стыда, ни сожаления за то, что нежно ласкал служанку на кровати прямо перед Аргинис. Ну что за извращенец…»
Повисла тяжелая пауза, что полнилась невысказанными словами и невыраженными чувствами, но затем Эрвин прервал тишину:
– Что случилось Фаррен? Я, конечно, хотел поговорить с тобой, но… Ты невовремя, – голос, что манил девушек, как пение сирены, звучал спокойно и уверенно. Эрвин говорил так, будто обсуждал повседневные дела.
– Почему ты не во Всеполисе и зачем тебе эта горничная?
– Зачем? Глупый вопрос. Посмотри на неё… Разве такую не хочется приласкать, полюбить и нежно, медленно развратить? А Матильда сама справится. Не маленькая, – он недвусмысленно погладил бледную щечку, куда обычно прилетали пощечины.
