– Господин офицер приказывает вам выйти из вагонов и получить пищу. Никакой толкотни и скандала. В случае несоблюдения очередности весь вагон остается без еды. Всем все ясно?
Из вагона один за другим стали выпрыгивать люди, которые бегом устремились к полевой армейской кухне. Выстроившись в цепочку, они стали ждать, когда толстый немец в белом переднике плеснет в протянутые котелок или консервную банку черпак баланды. Наконец подошла очередь Тарасова. Он, молча, протянул помятую консервную банку. Повар посмотрел на него и, усмехнувшись, плеснул в нее какой-то жидкости, мало похожей на суп, а затем сунул ему в руку кусок черствого черного хлеба. Александр, стараясь не расплескать баланду, направился к своему вагону.
– Как дела, корешок? – обратился к нему незнакомый военнопленный. – Не расплещи пайку, а то останешься голодным. Здесь дважды не наливают.
Тарасов взглянул на него и, поставив на пол банку, стал забираться в вагон.
– Ты что, с голодухи язык проглотил? – снова услышал он все тот же голос у себя за спиной.
– Слышишь, отстань от меня, – произнес Александр и, взяв в руки банку, направился на свое место. – Ты что ко мне пристал? Нарваться хочешь?
– Я что-то тебя не понял? Это ты кому сказал? Мне, что ли?
В том, что будет драка, Александр уже не сомневался. Он отодвинул подальше банку и посмотрел на своего противника, который сбросил с себя шинель и расстегнул гимнастерку, обнажив синюю от наколок грудь.
– Чего смотришь? Испугался? – с угрозой в голосе произнес он. – Я сразу тебя раскусил, фраерок. Ты – офицер!
Шрам на лице Александра стал красным и похожим на высушенный стручок горького перца. Он вовремя успел увернуться от прямого удара противника. Блатной хотел еще раз ударить его, но Тарасов увернулся и от этого удара, а затем уже сам нанес сильный удар правой рукой в челюсть. Когда противник отлетел в сторону и попытался подняться на ноги, он снова ударил его ногой в пах. Мужчина тихо ойкнул и повалился на пол вагона.
– Кто еще чем-то недоволен? – обратился Тарасов к застывшим от удивления военнопленным. – Может, ты или ты?
– Нет, – дрожащим голосом ответил дружок поверженного врага и моментально исчез за спинами военнопленных.
***
Тарасов сел на пол и, пододвинув к себе банку с супом, начал есть. Он иногда бросал взгляд на корчившегося от боли мужчину, на низком покатом лбу которого блестели капельки пота. Тем временем на перроне послышалась команда, и вдоль вагона побежали немецкие солдаты. Дверь с лязгом закрылась, и в теплушке снова стало темно. Вскоре состав дернулся и стал набирать скорость.
Дорога от Полтавы до Борисова заняла около трех суток. Состав с прицепленной к нему теплушкой иногда останавливался среди поля и стоял часами, пропуская идущие из Германии поезда с техникой, а с востока – то, что оставалось от той техники, которая столкнулась с частями Красной Армии. От вида разбитой техники на душе у Тарасова становилось веселее.
«Значит, лупят вас наши солдатики, – думал он. – Выходит, научилась наша армия бить вас».
Февральским утром состав прибыл в Борисов, где его загнали в дальний тупик. Прошло часа три, прежде чем военнопленные услышали шум подъезжавшей грузовой машины. Раздалась команда, и дверь вагона открылась. Над Борисовым висело серое свинцовое небо, которое периодически изрыгало из себя, то белый пушистый снег, то дождь.
Машину подогнали прямо к дверям вагона, и под охраной немецких солдат началась выгрузка. Александр не спешил выходить из теплушки, так как, судя по габаритам грузовика, разместить их всех в одной машине было невозможно. Так оно и получилось. Машина с полным фургоном тронулась, а остальные военнопленные остались на перроне ждать другой автомобиль. К Тарасову подошел Проскурин и встал рядом.
